Лицей 2025. Девятый выпуск - Сергей Александрович Калашников

лекции? Она с первого дня была старостой группы – и успела нахлебаться сполна: сверху молотом били преподаватели, снизу в наковальню спаялись одногруппники.

– Заходите. Присаживайтесь, Вера, сейчас налью чай. Наталья Васильевна вчера принесла конфеты, думаю, она не обидится, если мы их немного подъедим.

– Ольга Сергеевна, вы правда не сердитесь? Мне очень неловко за эту ситуацию…

– Опять вы за своё! Неловких ситуаций в жизни будет много, Вера. Главное – их не повторять. И уметь признавать ошибки. Берите конфеты. Сахар нужен?

– Нет, спасибо. Я не пью сладкий.

– Хорошо. Так что у нас с докладом? Есть кто-то ответственный, кому можно поручить?

– Я бы сама взялась, если не возражаете, Ольга Сергеевна. Я думала разобрать дело Басалаева, нашего университетского стрелка. У нас с ребятами как раз на днях был спор, многие не понимают, почему ему вменили убийство, а не терроризм. Можно рассмотреть и уголовно-правовой аспект, и вопросы расследования…

– Да, хорошая идея. Тем более, что доцент Резник, насколько я помню, работал со следственной группой по этому делу. – Заславская посмотрела на неё в упор. – Я, правда, сначала хотела поговорить с вами вот о чём… Вера, вы же староста в своей группе?

– Да.

Вера шумно вздохнула.

– Хорошо. Значит, сможете распространить информацию. Вот только сделать это нужно аккуратно – официально нам запретили говорить об этом со студентами.

«Наверное, что-то политическое… Только этого мне не хватало».

– Вы знали Юлю Радзинскую?

– В смысле «знали»? Её нашли? Она погибла?

– Господи, нет. Извините, Вера, вырвалось. Юля всё ещё числится пропавшей.

– Шапочно были знакомы, когда-то вместе ходили на подготовительные курсы, потом попали в разные группы. Я увидела ориентировку в нашем чате, кто-то из одногруппников переслал, – и только тогда узнала.

– А про Людмилу Косову знаете?

– С экономического? Абитуриентку? Которая летом пропала?

– Да. Про неё. Я хочу, чтобы вы поняли всю серьёзность происходящего. В нашем университете за последние три года пропали по меньшей мере пять девушек. Пять! И уже две – Юля и Люда – в этом году.

– Но это же может быть совпадением? Всё-таки люди часто пропадают.

– Ректору тоже хочется, чтобы это оказалось совпадением. Поэтому он запретил нам информировать студентов. Сказал, что все необходимые меры приняты. Установлены камеры – на двух входах из тридцати, опечатаны пустые аудитории…

В дверь постучали. На кафедру заглянула симпатичная студентка:

– Здрасте! А Еремеев здесь?

– Михаил Матвеевич бывает только по вторникам и пятницам. Приходите завтра в это же время – у него будет консультация.

– Спасибо.

Дверь захлопнулась, и только тогда Заславская продолжила:

– …да, лампочки ещё закупили, чтобы в переходах между корпусами вкрутить. Потрясающий комплекс мер.

– Вы хотите, чтобы я предупредила девочек?

– Да. Думаю, мы обязаны это сделать. Но – не сочтите за трусость, Вера – я хотела попросить вас не упоминать моё имя. Мне здесь ещё работать, я молодой преподаватель, и, как говорит наш заведующий, за воротами университета стоит очередь из желающих занять мою должность. Как видите, я с вами предельно откровенна.

– Я поняла, Ольга Сергеевна. Я постараюсь. Это действительно как-то нехорошо – то, что они делают. Вернее, не делают.

– Мать Радзинской была на приёме у ректора. Знаете, что он ей сказал? Что в следующем году нашему вузу – сто лет, и он не позволит испортить юбилей какой-то теорией заговора.

– Вот козёл! – вырвалось у Веры. – Простите.

– Вот именно. Будем молчать, а то вдруг на платном отделении недобор будет. Ладно, давайте вернёмся к кружку.

Вера задумчиво кивнула, глядя в окно. По улице Добролюбова ехали машины и шли люди. Светило солнце – пожалуй, слишком жаркое для середины сентября, – но она всё равно поёжилась.

Самарина

Тамара Ефимовна Самарина жила на Комсомольской площади напротив краевого управления Комитета – громоздкого сталинского здания с башней, похожей на остро оточенный карандаш. Говорили, что под землю уходят ещё три этажа с казематами, где во времена Большого террора мучили узников. На самом деле «Башню смерти», как её называли местные, построили уже после войны, но города любят обрастать легендами, тут ничего не поделаешь.

Двадцать лет назад, собираясь февральским утром на лекции, Тамара Ефимовна увидела, как к крыльцу управления подъехал «рафик» с мигалкой и красной полосой по борту.

Она не верила ни в Бога, ни в чёрта, ни в шестое чувство, но под грудью вдруг отвратительно похолодело, и пуговица на пиджаке не захотела влезать в петлю. Тяжёлая дверь Башни отворилась, и кого-то понесли к «рафику» – далеко, не разглядеть, но она отчего-то знала, что на носилках лежит прокурор города Николай Николаевич Самарин, Коля, Коленька, Николаша.

Обширный инфаркт.

Без шансов.

Не довезли.

Она дулась на него в то утро, кажется, за какой-то пустяк, сейчас и не вспомнить. Даже из ванной не вышла, когда он нарочно загремел ключами, обозначая, что уходит.

Дочь много раз предлагала переехать из этого дома, но зачем? Башня, какую бы кличку ей ни дали, не может быть повинна в чьей-то смерти.

Заныл домофон, и Тамара Ефимовна, опираясь на трость, двинулась в прихожую, как шагающий экскаватор – медленно, рывками. Пришла Оленька Понюшкина, теперь Заславская, умница, отличница, когда-то написавшая под её руководством блестящую дипломную работу. Руководителем Олиной кандидатской был уже профессор Еремеев, а Самарина только рецензировала, – но к тому времени они успели сдружиться. Из всех бывших студентов Оля одна к ней и ходила, остальные обросли семьями, карьерами и делами, разъехались по городам и странам.

Заславская позвонила утром, предупредила, что заглянет после пар, и, чтобы не ударить в грязь лицом, пришлось затеять пастуший пирог.

Оля поднималась по ступенькам быстро, словно это не составляло никакого труда. «Так и не составляет – в тридцать-то лет!» На середине последнего пролёта она подняла голову и улыбнулась – Самариной всегда нравилась эта улыбка, преображавшая простоватое Олино лицо.

– Ольга Сергеевна, добрый день. Проходите, проходите. Верхний на один оборот. Спасибо. Где тапки, знаете. Берите голубые, они поудобнее. Мойте руки и на кухню, будем обедать. Это что, зефир? Красота какая! Сто лет не ела…

На кухне было сильно накурено, и Тамара Ефимовна открыла окно:

– Не замёрзнете? На первое – банальный куриный бульон, зато на второе – гвоздь программы: пастуший пирог. Это я в интернете рецепт нашла. Всё экспериментирую. Потом ем неделю – столько труда, не будешь же одну порцию готовить…

– Как у Ларисы дела?

– Нормально. Опять летала в Питер на какую-то конференцию. Павлика навестила. Его в этом году в общежитии поселили с каким-то идиотом. Сам толком не учится – и Павлику мешает. За месяц