Российский колокол № 5-6 2020 - Коллектив авторов

Ты не понимаешь! Это же давняя традиция – собирать камушки после шторма. Волошин здесь ходил, Гумилев, Толстой… И все собирали. Мандельштаму нравились простые серые камни. Он даже стихи об этом написал. А Цветаева гуляла с будущим мужем и загадала: „Если он найдет сердолик и подарит мне, то стану его женой“. И так и случилось».

Взобрались мы до половины горы, а там – летательные аппараты, не знаю, как эти шутки в виде парашютов называются. Нас зовут: «Идите, девчонки, покатаем!» Я говорю: «Мы летаем только бесплатно!» – «Это секс стыдно за деньги покупать, а полеты – можно». – «Тогда меняем полет на секс». Инструктор задумался. А мы пошли дальше.

Встретили поэта Беликова, он уже совершил восхождение и возвращался. Беликов меня вспомнил, я его тоже. Пригласил на свое выступление, но я отказалась, потому что в двенадцать должна стоять на автовокзале и ждать автобуса в Феодосию. Тогда Беликов сказал, что уже почти двенадцать. И правда – оставалось пятнадцать минут.

И мы с Санией ринулись с горы назад. Я остановилась, поглядела на вершину, где находилась могила Волошина, и попросила о своем важном, извиняясь, что не добрались до конца, крепко сжав сердолик в ладони.

Чтобы я успешно спустилась с гор, помощь предложила бабушка. Спортивная такая, но все равно бабушка. Мне стало неудобно. Я говорю: «Да мне неудобно. Я же молодая». Осеклась, потому что бабушку старой не хотелось называть. «Давай, слушай бабушку, ставь ногу сюда, сюда, вот так, и руку давай, да давай уже, молодая». Бабушка всесторонне меня унизила.

Поездка в Феодосию

Я села на автобус в час, а не в двенадцать. Но Яковлев все еще ждал меня под растяжкой «Винфест».

Винфест закончился, и Яковлев повел в музей Грина смотреть местную художницу. Хорошая художница, но почему-то безумно дорогая, хотя и не сказала ничего такого дорогого в живописи.

Незаметно мы очутились возле моря, где уже Фая, Светлана Чураева и Стас, местный исполнитель шансона, пили грузинский коньяк, заедая его арбузом.

Море в Феодосии теплое, и я решила искупаться. Правда, до глубины долго идти. Волосы от ветра метались, как дикие кони.

Жена Стаса заведовала пляжем и подошла к нам познакомиться. Такое чувство, что все отдыхающие, берущие на прокат у нее лежаки, – это ее родные. Кто-то новый подходил, она целовала вновь приходящих, ходила с ними купаться, потом опять возвращалась к нам.

Стас пригласил в ресторан, сказал, что исполнит для меня двенадцать песен. Про чертей в глазах, про Юлю, про вообще любовь всякую. Но Яковлев не дал сходить и все очернил, сказал, что Стас про всех женщин такое поет…

Стас гениально изображал местных авторитетов, живых и покойных, и того Владимира Быкова очень точно изобразил, который в день рождения Максима Гликина к нам из соседнего эллинга заглядывал. И почему-то приревновал меня к этому Быкову. В общем, собрались мы и поехали к Генуэзской крепости на автобусе 1 «А». Автобуса долго не было. «Может, этот нам подойдет?» – нетерпеливо спрашивал все время Яковлев. «Нет, только 1 “А”», – в сотый раз отвечала Фая.

Подъехал белый пазик – и мы покатили. Яковлев начал говорить, что сошелся со мной по причине нашей обоюдной резкости и все думают, что он злой… Я сказала, что резкость – иногда полезное качество. Допустим, идет за тобой ночью маньяк, и ты чувствуешь спиной, что нагоняет уже, и ка-а-ак резко повернешься и говоришь: «Вы чего за мной идете?!» Весь автобус одобрительно засмеялся. Нужна резкость.

Ехали по старым улочкам, мимо магазина «Рыбацкий», мимо парка военного флота… На нашей остановке Фая отправилась лечиться к китайцу-иглоукалывателю, а Яковлев – в магазин за курицей. Пока мы ждали со Светой, наблюдали такую картину. Три девочки лет восьми пытались позвонить по телефону-автомату, и тут нагрянула старая и с виду вроде приличная женщина и как заорет: «Какого хрена вы, прошмандовки, ломаете телефон?! А ну, вон отсюда, а то ментов на вас вызову! Мандавошки! Проститутки! Шалавы!» – и угрожающе, как страшная ведьма, в воздухе махала клюкой. Девочки все поняли, повесили спокойно трубку и гуськом удалились. Яковлев вернулся, и я сказала, что он только что пропустил знакомство с особой, у которой нам всем еще учиться и учиться резкости. Видно было, как опечалился Яковлев.

Нас ждала крепость.

«Мимо, мимо, спешим», – приговаривал Яковлев. А нам со Светой все хотелось. Заглянули в церковь, то ли нашу, то ли армянскую, там очень красиво пели. Я заслушалась. Потом – к Олегу.

Вот бы мне такой дом… Большой, на холме, с видом на море, с садом внутри, виноградом и собакой… Мы со Светой посетовали, что бы мы могли написать в таких условиях, глядя на море с балкона… Яковлев взял маску и повел нас смотреть на море изнутри. Говорит, там травка, рыбки плавают, крабы ползают… Я не пошла, сидела на камне и наслаждалась закатом, кораблями на дальнем фоне, прибрежными камнями. А Света отважилась. Выныривает в восторге, объясняет, что испытала ощущение полета. Будто летишь, а внизу жизнь копошится, и будто ты над этой жизнью властелин. Чуть краба не словила.

Явилась Фая печальная – ее укусила собака. Наверное, та, что выбежала и на нас гавкать из прибрежных рыбацких эллингов, в которых хранятся катера. Яковлев взял в руки камень и стал искать собаку. И я взяла камень, чтобы, если что, отбить от собаки Яковлева. Хозяева мудро позвали собаку домой и трусливо скрылись все вместе за забором. Оттуда кричали: «Да она у нас хорошая, не кусается». Собака молчала и делала вид, что ее нет. Мы утопили камни войны в море, тем более что Фае стало лучше.

Яковлев начал готовить ужин – курицу с овощами, а мы со Светой и Олегом направились к старинной византийской церкви, которую, возможно, расписывал сам Феофан. Эту церковь спас от разрушения Олег и теперь спасает там фрески с помощью местного олигарха. Олег открыл церковь, ввел нас внутрь. Уже стемнело, поэтому мы вооружились фонариками. На стенах кое-где сохранились лики святых, изображение ада и кусочек рая… Олег очень интересно объяснял, пытался в наших душах поселить настоящую веру. Потом мы вышли, и он сказал, что он обычно говорит, что эта церковь переворачивает жизнь и назад пути нет, и он обычно всех предупреждает, а нас не предупредил. Мы должны были здесь оказаться, он так думает.

Долго эта церковь простояла закрытой… За стенами шумел густой камыш, и где-то далеко звенели колокольчики – это коровы возвращались с гор.

Уже за метров десять от дома Олега пахло курицей.