Семнадцатая - Виталий Хонихоев

Я стояла впереди, лицом к лицу с Большой А, с директором Пиггот. В глазах Александрии читалась неприкрытая ненависть, директор Пиггот выглядела усталой и спокойной. Надо отдать ей должное, она не устроила истерику по поводу «вы захватываете власть в городе!» или там «это федеральное преступление, захват здания СКП!». Директор Пиггот оказалась крепким орешком, впрочем, разве другой человек мог быть директором филиала СКП в Броктон Бей? В городе, где соотношение кейпов к обычным людям выше, чем во всей остальной стране?

Наконец мелодия, игравшая отбой – закончилась. Вперед вышла Александрия. Ну конечно же… она всегда и во всем должна быть первой.

- От лица Протектората и от своего лично хочу сказать, что Томас Кальверт был достойным человеком. За время своей службы в СКП он проявил себя как отважный и самоотверженный офицер, он неоднократно был представлен к правительственным наградам. И погиб он так же, как и жил – сражаясь против Губителя. Несмотря на то, что Битва с Левиафаном в Броктон Бей была Хорошим Днем, все же жертвы, которые мы понесли – никто не восполнит. – тут она метнула неприязненный взгляд на меня, словно хотела что-то высказать в мой адрес, но справилась с собой.

- Стоя рядом с его гробом я могу пообещать ему, что его труд не пропадет зря. И человечество обязательно справится с этим вызовом, равно как справлялось со всеми другими. Спи спокойно, Томас. – она сделала шаг вперед и положила руку на коричневую, полированную поверхность гроба из ценных пород дерева.

- Она работает на Котел. – говорит себе под нос Сплетница и сжимает мою руку: - да она, наверное, ту тетку в шляпе лично знает. Может даже команду дала лично. Сучка. Слушай, если «око за око», то они нам как минимум должны Выверта вернуть. За ними должок. Они нам должны!

- Давненько я не видела, как ты кипятишься. – вполголоса отвечаю я, ничуть не беспокоясь, что нас могут услышать: - с тех самых пор, как…

- Да. С тех самых пор. – отвечает она и замолкает. Я помню то время, когда она пыталась уйти из-под «опеки» Выверта. Тогда она тоже вот так кипятилась, словно чайник, поставленный на плиту – булькает что-то там под крышкой, закипает. Выверт… сложный был человек. Нет у меня к нему однозначного отношения. Герой? Наверное. Злодей? Наверняка. А все вместе? Томас Кальверт, человек. Скотина, который пытал мою подругу, пусть и в других вероятностях. Но он верил в то, что делает и был бесстрашен. В тот день, когда он понял, что сейчас умрет – он был так же собран и спокоен, как и в любое другое время. Жаль, что он так и не закончил свое предложение… что именно он хотел мне сказать?

Александрия – отступает назад и слово берет директор Пиггот, она говорит что-то о чувстве долга и о том, какой Томас Кальверт был в личном общении, о том, что она служила под его началом и что именно он в свое время и спас ее, но я слушаю вполуха. Вся эта церемония вдруг кажется мне фальшивой и лицемерной. Никто не знал Томаса Кальверта, Выверта, так, как его знала Лиза. Кстати, она не подчинилась ему просто так, она всегда искала способы сопротивляться. И если бы не его способность – она бы давно вырвалась на свободу. Но даже так, она тоже его убивала. Во многих реальностях. Топила в ванной с кислотой, подстраивала несчастные случаи, убивала током, обрушивала здание, сжигала в автомобиле… Умник высокой категории – опасный противник. Только он мог держать ее в узде. И только ему она могла подчиняться под страхом насилия. Потому что любого другого она бы прожевала и выплюнула. Я и Лиза… мне она не подчиняется, она – мой партнер, мой друг. Выверт никогда не смог бы подружиться с ней, он выбрал путь прямого насилия и давления, он согнул ее в дугу, но она никогда не сдавалась. С момента как Лиза обрела свои способности – никто не мог на нее давить. Хотя она оставалась всего лишь подростком… и сейчас на его похоронах – я видела ее глаза. Я понимала ее. Она провожала Томаса Кальверта, Выверта – с тяжелым сердцем, чтобы она мне не говорила.

И поэтому я считала эти похороны фарсом. Потому что потом, после похорон мы с Лизой, Дмитрием и Джейн – пойдем и пропустим по стаканчику в баре на базе, поминая старого ублюдка коротким, тихим и незлым словом. Вот тогда для нас и будут настоящие проводы Томаса. Когда мы расстегнем воротники на рубашках, расслабим галстуки и кто-нибудь обязательно расскажет, как все было на самом деле. И про то, какой он бы сволочью и про то, как он спас ребят на Кюсю, в Мэдисон и десятках других местах. Про то, что у него так и не осталось ни жены, ни ребенка, а это его характеризует. Лиза вспомнит как я сожрала его насекомыми в другой реальности, а я – как она утопила его в кислоте… и мы выпьем. Вот тогда – мы и отпустим Томаса Кальверта туда, куда ему суждено. В свет или тьму, в ад или рай… наверное есть чистилище для таких как он – усталых профессионалов, которые просто делают свое дело несмотря ни на что, не жалея ни себя ни других.

А пока… пока мне было не по себе. Стоять вот тут и слушать казенные фразы от Александрии, которая на самом деле не знала про Томаса Кальверта ничего. Она просто присутствовала тут, потому что ей так же, как и нам – нужно было восстановить политическое реноме в глазах всей страны. Вот, дескать, никакой вражды между Протекторатом и Администрацией нет, стоят напротив друг друга Большая А и Королева-Администратор, и ничего, в волосы друг другу не вцепились, безобразную сцену на похоронах не устроили, значит все в порядке, не будет большой войны между Администрацией и Протекторатом.

- … Томас Кальверт был моим командиром. Он не из тех людей, которые улыбаются вам навстречу. Он был педант, сухарь и никого не подпускал к себе близко. Наверное, никто и не знал его таким, какой он был на самом деле. Но… после Эллисбурга, в тот самый день, когда все наше подразделение было уничтожено за двадцать минут, а он вытащил меня из огня