Война и право после 1945 г. - Джеффри Бест

Американский подход был относительно спокойным. Опыт использования конвенций 1929 г. в военное время определил для США повестку дня в отношении пересмотра и усовершенствования, достаточно похожую на ту, которую выработала Великобритания, чтобы они могли вместе работать над большинством проблем, связанных с Красным Крестом и военнопленными; расхождения между ними были интересными, но бывали нечасто. Опытом США как первоначально нейтральной страны в этой войне – более того, нейтральной страны, граждане которой свободно перемещались по воюющим странам, – была обусловлена их более твердая поддержка целей и задач будущей конвенции о защите гражданского населения; а из их собственного исторического опыта ведения гражданской войны, возможно, как раз и проистекало их более благосклонное отношение к предложениям распространить действие конвенций на внутренние конфликты.

Однако всякий раз, когда военные и гуманитарные соображения вступали между собой в противоречие, американские военные выступали с тех же позиций, что и британские (а в конечном итоге и советские). Шероховатости, иногда возникавшие в отношениях между британской и американской делегациями на конференциях 1947 и 1949 г., были не столько связаны с сутью предмета обсуждения, сколько с процедурными и стилистическими разногласиями. Поведение британцев на переговорах нередко утомляло, а убежденность Великобритании в собственной непревзойденной мудрости и столь же непревзойденной важности было трудно переносить.

Кроме того, США не слишком беспокоились по поводу СССР. Вопрос советского участия мало заботил Вашингтон. Французы не могли этого понять и до последней минуты всеми способами пытались заставить Госдепартамент посмотреть на ситуацию их глазами, но без успеха. На начало зимы 1948–1949 гг. Вашингтону, по-видимому, было глубоко безразлично, соизволят русские появиться или нет, – и эта упорная позиция, как можно предположить, наблюдая за поведением русских дипломатов, на самом деле намного сильнее повлияла на их решение участвовать в конференции, чем суета французов.

Несмотря на то что между правительственными ведомствами США и Американским Красным Крестом существовало настолько тесное и непринужденное сотрудничество, что между ними не возникало разногласий по поводу совместной работы, как на подготовительном этапе, так и собственно во время конференции (до такой степени, следует отметить, что Гарольд Старр, делегированный этим обществом, представлял свою страну в Комитете I вместе с господином Мак-Каоном из Государственного департамента и коммодором Ханзикером из Военно-морского флота США), Госдепартамент, судя по всему, не стремился втягиваться в политические игры внутри движения Красного Креста. Он не выступал за МККК против Лиги, но и не поддерживал Лигу против МККК. Администрация США, по-видимому, считала, что может иметь дело с любым центральным органом международного Красного Креста, какой только может существовать, но изначально отдавала предпочтение МККК, работой которого во время войны она, как и Уайтхолл, открыто восхищалась. Но Американский Красный Крест глубоко погрузился в политические процессы, о которых мы уже упоминали. Да и разве могло быть по-другому, когда Лига начала свое существование и развивалась как его протеже – в то время когда Северная Америка обеспечивала бóльшую часть денег для обеспечения деятельности Красного Креста по оказанию помощи и реабилитации, которой в те послевоенные годы, казалось, конца не предвиделось, – и когда председатель Американского Красного Креста был также и председателем Лиги?[89]

Сравнительно долгое время, прошедшее между формальным приглашением МККК и открытием Конференции правительственных экспертов, предоставило Лиге достаточно возможностей, чтобы присоединиться к делу. Она бы в любом случае не осталась в стороне – устав МКК и межвоенная практика гарантировали ее участие, – но теперь, когда воинствующие члены Лиги широким фронтом надвигались на МККК, чтобы вынудить его, если получится, сдаться или по крайней мере поделиться своими прерогативами, особый интерес Лиги к конвенциям непременно должен был быть учтен. Кампания началась с краткой встречи во время совещания Совета управляющих Лиги в Оксфорде, состоявшегося в середине июля 1946 г., и продолжилась сразу же после этого в Женеве, где была созвана Предварительная конференция национальных обществ, призванная рассмотреть «различные вопросы, которые возникли во время войны» и которые необходимо будет решить в течение 1948 г.[90] Одним из итогов этой Предварительной конференции было учреждение Исполнительным комитетом Лиги специальной комиссии с целью тщательной проверки документов, которые МККК готовил для Конференции 1948 г., семнадцатой по счету конференции движения, проведение которой было запланировано в Стокгольме.

С середины 1946 г. МККК не обладал той полнотой контроля над процессом, которой ему, вероятно, хотелось. Лига не имела возможности вмешиваться в организацию Конференции правительственных экспертов, состоявшейся в апреле 1947 г. Но если оставить в стороне этот факт, МККК был вынужден управлять ситуацией сразу на нескольких «игровых площадках», находясь в шаткой позиции, с которой кое-кто был не прочь его столкнуть. С одной стороны, СССР и государства, которые уже были или вскоре должны были стать его сателлитами, в силу многих причин проявляли враждебность и с удовольствием готовились половить рыбку в мутной воде во имя реализации своих долгосрочных планов; Великобритания поддерживала работу МККК, но была хронически неадекватна в оценке собственного статуса; Франция была одержима потребностью втянуть СССР в процесс, чего бы это ни стоило МККК. С другой стороны, активисты Лиги возобновили естественную для них кампанию против главенства Женевы и использовали для борьбы с ним все трудности и разочарования, с которыми столкнулись национальные общества во время войны. В этих обстоятельствах неудивительно, что возникла определенная путаница по поводу того, кто что готовит для Стокгольмской конференции, а следовательно, и по поводу того, какой орган (или органы) движения Красного Креста будет вносить окончательную правку в проекты текстов, прежде чем последние будут включены в повестку дня дипломатической конференции.

Правительства тоже могли пребывать в некотором замешательстве по поводу событий, которые могли произойти в Стокгольме, и их значения. Юридически они, по сути дела, не были обязаны воспринимать документы конференции всерьез. Те государства, которые подписали Женевские конвенции, могли отправлять делегатов на конференции движения, происходившие раз в четыре года, и по желанию участвовать в выработке резолюций; но эти полномочия никоим образом не распространялись на определение окончательного результата процесса выработки соглашения, в каковом процессе у Дипломатической конференции будут все козыри. Однако Стокгольмскую конференцию нельзя было полностью игнорировать, и даже те государства, которые, подобно Великобритании, были далеки от Международного Красного Креста и его статутов, не могли этого себе позволить. Даже в Уайтхолле, когда все уже было позади, возникло нечто вроде пожелания, что Королевству следовало бы отнестись к конференции более серьезно, потому, что, каков бы ни был ее международный правовой