Война и право после 1945 г. - Джеффри Бест

1945 г. СССР даже на некоторое время задержал нескольких швейцарских граждан, по-видимому в качестве заложников, пока не убедился, что советским военнопленным, бежавшим из Германии в Швейцарию, не ставятся препятствия на пути на родину. Без сомнения, страна, столь «буржуазная», как Швейцария, казалась особенно невероятным местом для проявления того рода беспристрастной и нейтральной филантропии, которую коммунисты в любом случае считали столь же невозможной, сколь и, говоря политическим языком, нежелательной.

Само собой, отказ СССР от участия в мероприятиях МККК предполагал и неучастие в основной работе по подготовке к дипломатической конференции 1949 г. До того момента, как советские делегаты неожиданно появились на конференции, о намерениях СССР в отношении новых конвенций можно было только гадать. Обмен догадками занял немалую часть переписки между другими государствами, поскольку все сочли желательным, а некоторые – крайне важным, чтобы СССР принял участие в этом законодательном процессе и взял на себя обязательства в отношении документов, которыми должен был увенчаться этот процесс. До тех пор пока советские делегаты не появились, чтобы непосредственно довести до всех точку зрения своей страны, другим государствам приходилось делать предположения, основываясь на том, что говорили те восточноевропейские союзники и сателлиты России, которые иногда показывались на подготовительных совещаниях или других мероприятиях, где можно было выяснить их настроения. Югославия была с самого начала самым агрессивным из союзников СССР, высказывая ровно те же самые нескончаемые жалобы и обиды против МККК за его предвоенные и военные моральные прегрешения и добавляя к ним свои собственные, местные основания для враждебности, связанные с тем, как Красный Крест обращался с югославами в лагерях в Италии и Австрии. Во время основного подготовительного мероприятия 1947 г. – апрельской конференции правительственных экспертов – задача представлять аргументы советской стороны была возложена на Польшу. На Стокгольмской конференции, состоявшейся в следующем году, официально никто не должен был представлять СССР, хотя его враждебная позиция была очевидной из-за характерной для его публичных высказываний грубости[82].

Швеция, которая предоставила место для проведения этой важнейшей конференции, в те годы занимала очень высокое положение в Красном Кресте и была особенно заинтересована в ее эффективной работе. Швеция сумела остаться нейтральной до самого конца войны, но она так активно участвовала в гуманитарной деятельности, что заслужила всеобщее уважение и восхищение. Шведский Красный Крест сыграл важную роль во многих крупных операциях по оказанию гуманитарной помощи, а его президент, энергичный граф Бернадотт, к концу войны ставший фигурой мирового масштаба и воспринимавшийся как выразитель либеральных и общечеловеческих ценностей, ради которых и велась эта война, теперь ревностно трудился ради помощи пострадавшим, примирения и восстановления мира. Сам Бернадотт жил в соответствии с тем образом, который сложился о нем у широкой публики. Он явно считал себя человеком, на которого была возложена некая миссия (более того, много миссий), и помимо того, что у него были налажены хорошие связи с элитами держав-победительниц, как личность производил достаточно сильное впечатление, чтобы держаться весьма самоуверенно. Достоинства и недостатки этого человека хорошо иллюстрируют те жаркие споры, которые поднялись вокруг его униформы и его самолета. Слепо преданный тому, что он, как и многие другие, называл «идеей Красного Креста», он изобрел для себя особую униформу Красного Креста, в которую входили военная фуражка и шинель с красными крестами на ленте и лацканах. Он использовал эмблему и для того, чтобы подчеркнуть чрезвычайную важность той работы, которую он в конце жизни выполнял для ООН в качестве ее посредника в Палестине, наиболее впечатляющим примером чего было ее нанесение на самолет, который ему предоставила ООН! Одобрял ли это Генеральный секретарь ООН, я не знаю. МККК, разумеется, это не нравилось, и в Комитете постарались убедить отказаться от всего этого. Бернадотт не мог понять почему, но согласился вынести этот вопрос на Стокгольмскую конференцию, где отрицательное решение было принято с соблюдением вежливости, но твердо – всего за несколько недель до того, как он был убит израильским экстремистом в Иерусалиме[83].

В самом движении Красного Креста идея Бернадотта подталкивала в сторону позиции членов Лиги против позиции МККК. Он с самого начала участвовал в дискуссиях, продвигая с 1946 г. свой план, целью которого было «заставить Международный комитет стать интернациональным как по составу, так и по функциям», и в качестве основного организатора конференции в Стокгольме в 1948 г., благосклонно исполняя роль председателя во время непрерывной кампании против МККК, которую проводили на этом форуме американцы и бельгийцы[84]. Однако его интерес и интерес его страны к этим вопросам, возможно, не может быть полностью объяснен политическими процессами внутри движения Красного Креста. По крайней мере два министерства иностранных дел подозревали, что за этим стоит некий грандиозный план. Директор политического департамента швейцарского Министерства иностранных дел 2 августа 1948 г. сообщил британскому представителю в Женеве, что «швейцарское правительство весьма озабочено шведским предложением относительно того, что Комитет следует интернационализировать… Во-первых, потому, что шведы старались придать вес своим претензиям на статус нейтралитета, сопоставимый со швейцарским, и, во-вторых, из-за личных амбиций графа Бернадотта». Для Уайтхолла в этом не было ничего нового. «Нам уже какое-то время было известно, – отметил чиновник высокого уровня из Министерства иностранных дел 9 августа, – что к числу амбиций графа Бернадотта относилось стремление к тому, чтобы Швеция стала северной Швейцарией, т. е. перманентно нейтральной, а сам бы он возглавлял шведский Красный Крест, либо соперничающий с МККК, либо заменивший его (sic!). Советское правительство испытывает неприязнь к швейцарскому правительству и МККК, так что оно вполне могло поощрять графа Бернадотта»[85]. Похожих взглядов по поводу надежд шведов и амбиций Бернадотта придерживался сэр Джон Кеннеди, ведущая фигура в британском Обществе Красного Креста. В апреле 1948 г. в беседе с сотрудником военного министерства он заметил, что, поскольку Швеция не смогла стать «нейтральной страной, воспринимаемой наравне со Швейцарией», и поскольку граф смог пробиться в Комитет, «шведы теперь, по-видимому, сменят курс и будут поддерживать точку зрения славян, и эта тенденция будет подпитываться растущим чувством страха перед могучим соседом»[86]. С могучим соседом действительно было трудно поладить, даже тем, кто очень к этому стремился.

Страх перед СССР, по твердому убеждению американских и британских дипломатов, вовлеченных в этот процесс, был главным фактором, определяющим состояние умов всех участников из континентальной Европы, и именно этим, с точки зрения англосаксов, отчасти объяснялось исключительное стремление европейцев сделать конвенцию о гражданском населении настолько всеобъемлющей, насколько возможно. Но если дело и обстояло именно так, то у меня на этот счет нет никаких явных доказательств; впрочем, возможно, это и не тот предмет,