Ленинизм и теоретические проблемы языкознания - Федот Петрович Филин

Стремление к точности и объективности – знамя современной науки. Это общее движение захватило и языкознание. Изучение языка как целостной структуры с ее иерархическими подразделениями вызвало необходимость выработки новых приемов исследования, предложение которых шло прежде всего со стороны структуральной лингвистики, в чем заключается ее несомненная историческая заслуга. Появляются опыты лингвистического моделирования, после изобретения электронно-счетных машин возникает квантитативная или математическая лингвистика. Языкознание заметно расширяется и обогащается. Вместе с этим прогрессом встали и новые задачи, возникли новые трудности, имеющие прямое отношение к методологии нашей науки, поскольку связь между методикой исследования и методологией хотя далеко не всегда является прямой, но она существует. Здесь мы вновь сталкиваемся с различного рода теориями, получившими широкое распространение у многих представителей зарубежного языкознания и пропагандировавшимися в некоторых наших изданиях. Пожалуй, наиболее существенным в споре о методах является вопрос о соотношении индуктивного и дедуктивного подхода к языку. Для структурального языкознания как методологического направления характерен примат дедуктивного над индуктивным. Индуктивный метод определяется как эмпирический, интуитивный, мало научный или ненаучный и приписывается «доструктуральному» языкознанию как его особенность.

Чтобы сжато изложить сущность спора, вернемся опять к глоссематике Л. Ельмслева. Согласно Л. Ельмслеву, индуктивное изучение языка, т.е. восхождение от частных явлений к общим, приводит к выделению понятий («родительный падеж», «сослагательное наклонение», «страдательный залог» и т.д.), которым мы не можем дать общего определения, применительно к разным языкам, а всякая наука строится на общих определениях. Эти определения выдвигаются самим исследователем априорно независимо от какого-либо опыта, причем создают некую замкнутую систему, при помощи которой можно исчислять возможности, исходя из заранее заданных исследователем предпосылок.

«Впрочем, – как замечает А. Мартине, – эти предпосылки устанавливаются теоретиком на основе его собственного предшествующего опыта, так что они отвечают условиям, позволяющим применить теории к некоторым фактам. Теория, однако, произвольна в том смысле, что данные опыта не могут ни подтвердить ее, ни опровергнуть. Из имеющихся фактов берутся только те, к которым приложима данная теория»[7].

Таким образом, хотя Л. Ельмслев и пытается устранить опыт, индукцию, ему сделать это до конца не удается. Устраняется коллективный опыт, который подменяется личным, субъективным, произвольным. Коль скоро предпосылки теории произвольны, то и цель исследования заключается в самом исследовании. Упор делается на то, чтобы понятия, которыми оперирует исследователь, должны быть точно определены по отношению к другим понятиям, а это можно достичь только тогда, когда определения являются чисто формальными, избегающими каких-либо попыток исчерпать самую сущность объекта, его реальность. Принципы: непротиворечивость описания, исчерпывающий характер описания и его прироста – превращаются из приемов исследования в самоцель. Логичность, «красивость», точность, краткость описания (качества, к которым должен стремиться любой ученый) ставятся выше познания объективной реальности. Если все это довести до своего логического конца, то наука должна обслуживать только самою себя и ничего более. Стремление к точности ради самой точности неизбежно приводит к пустоте. Бессодержательная абстрагированная точность уже не есть точность.

В разной степени принципы, сформулированные Л. Ельмслевым, являются общими для всех структуральных направлений. Можно сказать, что структурализм основывается на учете отношений одних явлений с другими при широком использовании формальных методов описания языка. В идеале все языкознание должно строиться чисто дедуктивно, хотя и признается, что этот идеал практически трудно достижим. Однако совершенно очевидно, что противопоставление дедукции индукции в применении их к такому сложному явлению, как язык, не может выдержать серьезного испытания временем, практикой. Здесь будет уместно вспомнить слова В.И. Ленина:

«От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике – таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности»[8].

Научное познание всегда связано с абстракциями, но источником абстракций является живое созерцание, абстракции проверяются практикой. Степени абстракции могут быть самыми различными, однако при любой степени абстракции языковед остается языковедом только в том случае, если он не отрывается от реальных свойств языка во всей их сложности и противоречивости. Сами дедуктивно-абстрактные схемы, построенные из выдвинутых самим же исследователем конструктов, не могут являться источником знаний о языке. Всякое научное познание языка должно отправляться от реально существующих языковых фактов. В противном случае новые методы лингвистических исследований не дают положительных результатов.

Широкую популярность приобрела генеративная или порождающая грамматика. Многие лингвисты пробовали применять ее в своей исследовательской практике. Однако существенных результатов на этом поприще никто не добился. Такой авторитет в области структуральной лингвистики, как С.К. Шаумян, недавно писал:

«Теория порождающих грамматик находится еще только в самом начале своего развития и результаты, полученные ею к настоящему времени, являются пока весьма скромными»[9].

Но вот вопрос: пока или и в будущем они будут такими же весьма скромными. Если судить по тому, что происходит в мировой лингвистике, работы по порождающим грамматикам резко пошли на спад и если недавно пропагандировать порождающую грамматику было модно, то теперь модным считается ее критиковать и отвергать. Впрочем, как говорится, поживем – увидим. Любопытна оценка, данная М. Коеном:

«Можно отметить затем логические упражнения, которые длятся и по сей день, с некоторыми изменениями, напоминая виртуозные силлогизмы эпохи феодализма. Среди них встречается трансформационная грамматика, в основном у Ц. Харриса, и порождающая грамматика Н. Хомского. В последней большое употребление имеют полуалгебраические формулы, в которых некоторые элементы (вспомогательные) „сокращены“. Не подлежит сомнению, что эти исследования интересны. Но было бы жаль, если бы они присвоили себе наименование „структурализм“. В действительности это не исследования структуры языка, а просто анализ фразы, в основном, английской фразы. Было бы особенно опасно, если бы определенная категория работ, помещенных под этим „структуралистским“ знаменем, представленная, с одной стороны, новообращенными, а с другой стороны не-лингвистами, претендовала на изображение сущности лингвистики»[10].

Абсолютизирование формально-дедуктивного метода и пренебрежение индукцией приводит и к другим нежелательным последствиям. За последние годы у нас и за рубежом появляются молодые ученые, которые считают излишним получать профессиональную лингвистическую выучку. Знание языка или языков в избранной специальности, в которое включаются сравнительно-историческая грамматика, как основа профессиональной выучки, история языка в его письменной и устной разновидностях, диалектология, все богатство современного языка и еще многое другое, считается ненужной обузой, мешающей производить формально-дедуктивные операции. Наблюдается чрезвычайная легкость перехода от операций над одним языком к операциям над другими языками. Получается так, что важны только сами эти операции, а не изучаемые языки. Как следствие такого легкомысленного подхода к своей специальности является отсутствие профессиональных знаний и уход от действительности со всеми вытекающими из этого последствиями, о чем с тревогой говорят многие отечественные