Проблемы литератур Дальнего Востока. Труды IX международной научной конференции - Коллектив авторов

Из года в год молодой светоч с головой погружается в учебу, но по-прежнему безуспешно, его внутреннее состояние довольно запутанное. Время от времени он смотрится в зеркало, и здесь самое отчетливое болезненное ощущение дает зрительное восприятие: он обнаруживает, что седина в волосах и на висках, подобно инею, покрывает весь его образ в отражении. В восемнадцатый год правления Канси Пу Сунлину – 40 лет, он приезжает со своей семьей преподавать в деревню Ванцунь на Западную станцию района Цзычуань (городского округа Цзыбо провинции Шаньдун), и когда приезжает вся семья, его настигает серьезная болезнь, на месяцы приковавшая его к постели. Об этом говорят названия стихотворных произведений тех лет: «Объят болезнью», «Сорокалетие», «В болезни» (см. подробнее [3]). Вероятно, из-за того, что он мучительно стремился учиться, половину жизни добивался чиновничьего поста, но все же окунулся в нужду и отчаяние, жил впроголодь, в итоге к нему вдруг пришло осознание, что половина жизни миновала, а карьера не удалась. Когда возраст подошел к сорока годам, Пу Сунлин никак не мог сдержать слез и уныния. Хандра и болезнь всегда ходят рядом, и крайняя тоска усугубила недуг.

Когда жизнь подошла к сорокалетнему возрасту, упадок сил и мышечная слабость становятся более явными, стоит только тяжело заболеть (см. подробнее [4; 5]). Болезненное ощущение бессилия и сожаление о напрасно потраченном времени напрямую отразились на восприятии Пу Сунлином собственной седины. Поднявшись, он окинул взором горы, из года в год все так же продолжающие зеленеть, но заметил, что седых волос, напротив, с каждым днем только больше:

Вот внезапно и сорок, половина века людского,

Бедность и горе нагромоздились, хворь и тоска друг друга сменяют.

Сидя любуюсь на зеленые горы, снова вóлос седой внезапно заметил.

Не в силах взглянуть в зеркало снова, в нем отражение слезы рождает.

(«Сорокалетие») [1, с. 516].

Начиная описание со зрительного воздействия такого признака увядания, как седина, он хочет передать не страдания, вызванные недугом, а воспоминания минувших лет, вырвавшиеся в настоящий день из глубин его памяти, которые в процессе поиска автором места в жизни, смысла существования и самопознания вызывают самые серьезные противоречия, как это описано в стихотворении «В двенадцатый день пятого месяца, объятый недугом, возвращаюсь в кабинет»: «во снах – мирская пыль, далекий путь, а в зеркале – унылый вид и седина. И всяким утром слышу капель звук, но при луне – пустынный двор, он весь в снегу». В этом стихотворении, описывающем недуги, сочетаются два образа: отражение седых волос в зеркале, воспринимаемое зрением, и звуки капель, которые улавливаются слухом. Разнообразные печали, вызванные к жизни органами чувств, – это как раз внутреннее стремление избежать мирской суеты, которое возможно только во сне, а реальная жизнь по-прежнему лишь скована холодом за окном. Огорчения от жизненных неурядиц и напрасного существования еще сильнее ощущаются, когда скован болезнью ног:

Потоки цветов каждое утро слетают, птичье пение день ото дня сильней. Подряд три весны болезнью объятый, уж месяц как садика не видал». («Болезнь ног») [1, с. 527] «Всюду бамбук в саду западный ветер качает, холод проник под штору из тростника, сжалось пламя свечи. Шэнь Юэ когда ж не болел? И Шаолин (Ду Фу) тоске порой предавался. С каждым годом развалин, что по осени ласточек, шорох сердце тревожит, увидел ранних гусей. Предвидел исход болезни, да только все того хуже, мог ли подумать, что с Вами недуг разделю («Болезнь ног не проходит осенью, всячески поддерживаю дядюшку, который также страдает этим недугом в начальной форме, пишу оду, дабы отправить ему») [1, с. 527].

Заболевание ног – это довольно определенное название описанного в поэзии Пу Сунлина недуга, который осенью и весной на протяжении длительного времени мучит поэта, и он порой досадует, что загнан болезнью в тупик и пропускает самые прекрасные периоды года, и ему ничего не остается, как, лежа в постели, слушать дождь и пение птиц, и никак невозможно самому насладиться красками целого времени года. Человек с далеко идущими намерениями вынужден напрасно тратить время в потоке лет, уходящих с концом весны и наступлением осени.

Цветенья пора проходит легко, любуюсь на уток и грузных чаек, с каждым годом все так же уныло. В сорок лет, словно в семьдесят, слаб, кости больные чуют дней осенних приход. Птица встревожилась в клетке, на ступенях тоскливый гул насекомых – вероятно, поэтому сложно уснуть. Может ли ведать платан, как ночью холод под штору прокрался? Как же печален дух осенней поры, выпали первые росы, рано в дурном настроении я. Словно [Си Ши] в грусти своей хмурю брови. Вновь из-за яркой луны сон упустил, так я люблю ее свет, разлитый в воде, жаль цветов отраженных теней, все точно так скоротечно, как человек. В этот час, в эту ночь жалобно до чего у деревьев кружат сороки-вороны.

Что же в рожденьях прошлых? Думаю, на половину жизни болезнь – не искупил еще карму свою. Весны сменяет осень – я болен все, жаль упускать зелень ив и красу цветов. Птиц весенних не слышу, рано я удивился гусям перелетным, тощие тени их наводят тоску на тысячу ли. Сердце томится, свой ускоряя ход, словно задвижку бранит попугай. Гляжу, лунная ночь надвигается все сильней, бескрайни во тьме небеса, ветер гонит бегущие облака. Утренняя роса изобильна, темна, чист Млечный поток, по берегам его – россыпь крупинок звезд. Голову подперев в изголовье, колени свои обхватив, сетую ясной луне: «Милая, хочешь ли ты меня пожалеть?»

Я безумец! К миру сему путей ищу, но уж хлебнул невзгод. Старый, уже перестал просить здоровья костям худым, словно седые власы не дозволят того. Романтика «утра цветов», «середины осени» полный диск все обращены к изголовью постели моей. Натянув одеяло, тяжко вздыхаю, цветенья пора впустую дарит мне непригодные кущи. В силах теперь пожалеть недугующего Шэнь Юэ, у кого не раз силы сдавали и не чувствовал свою поясницу. Дожидаюсь, когда закончится пик осеннего ци, но жалобы все – лишь признак гордыни, смиряю свой нрав. Ведь я у хлебов не спросил, которые детям-жене собирать, совсем как червяк бесхребетный. Одинокий больной журавль превратился в осеннего хищного сокола («Лунная ночь в начале осени, пишу во время болезни, докладываю цюйжэню Юань Сюаньсы» на мелодию «Няньнуцяо») [1, с.