Детство в режиме онлайн - Екатерина Вадимовна Мурашова

– Он мне мультики включал или мы с ним вместе в компьютерные игры играли. Мама велела, чтобы он со мной уроки делал, но он мне разрешал с ГДЗ списывать, чтобы не возиться и время не терять. Иногда еще на аттракционы водил…

– А теперь, когда отец женился?..

– Да нет, он и сейчас не против, и жена его, да только чего мне уже? Я сам перестал… да и времени нет, у меня же школа и шесть тренировок в неделю…

– Чем ты занимаешься?

– Волейболом.

– Там, в команде, ты себя «бревном с глазами» не чувствуешь?

– Очень редко.

– Так. С этим более-менее разобрались. А теперь агрессия. Это когда?

– Да меня достает это все. Прямо с детства. И хочется послать. Я иногда и посылаю. С девушкой вот поссорился. Маму до слез довел. Это же нехорошо? Но я же их до того по-человечески сто раз просил: отстаньте вы от меня с этими вашими чувствами и мотивациями! А они: нам важно, без этого нельзя, люди не роботы. Потом я думаю: это я сам такой урод или что? И еще – вы вот про друзей спрашивали, из команды и так. Я нормально дружу. Если кому-то что-то нужно помочь, объяснить по технике, я всегда помогу, объясню. Но я вот не пишу почти в соцсети и фотки не пощу. А девушка мне говорит, и друзья: это нужно, чтоб мы знали, что у тебя происходит. Вот ты же можешь про нас посмотреть. И лайки поставить. Это поддержка. Вот мы выложили в группе стопицот фоток про сборы. Почему же ты не только ничего не выложил, но и ни одного лайка не поставил? Ты вообще в команде или как? А вот я новую прическу сделала и выложила. Тебе не понравилось, что ли? Понравилось? А почему не лайкнул? Ты вообще мой парень? Да? Тогда я от тебя первого ждала… И опять все обижаются вроде. А я опять злюсь… Может, хоть вы мне объясните – чего это все такое и кто тут получается прав?

– Это эволюция, зайчик Андрей, – вздохнула я и подумала, что вовсе не случайно, видимо, он с самого начала вызвал у меня ассоциацию из литературы позапрошлого века. – А ты за ней слегка не успеваешь. И я, впрочем, тоже.

– Объясните, – выпятил губу Андрей, подумал секунду и добавил. – Пожалуйста.

– Знаешь, когда я и мои сверстники были подростками, никакого интернета не было и в помине, а в своей повседневности мы в основном говорили о том, что делать. Глаголы действия. Прямо так и было: собрались во дворе и – «Ну, ребята, чего сейчас делать будем? А давайте в прятки? Давайте! А может, в ножички? А давайте в ножички потом. А может, в подвал пойдем? Точно, пошли!»

– Да! Вот! – перебил меня Андрей. – Когда дедушка был жив, у нас дача была. Я туда на лето ездил, и там ребята. Там мы вот точно так. И это я понимаю!

– А в самые тихие, интимные минуты, какие только можно себе вообразить, мы спрашивали друг друга, обычно почти шепотом: скажи, о чем ты сейчас думаешь? Друг, подруга, возлюбленный мог ответить, а мог и не ответить – оба варианта принимались безоговорочно. Чужая текущая мысль – как предел вторжения в зону приватности. Понимаешь?

– Да. Кажется, меня никто никогда прямо так не спрашивал. И я никого. Но так бы я, кажется, мог спросить.

– За последние сорок лет границы очень сильно сместились и… перфорировались, что ли? Особенно с появлением интернета и распространением социальных сетей. Можно сказать, что для отдельного человека приватного почти и не осталось. Друзья, случайные посетители интернета, государство, корпорации, рекламодатели, владельцы соцсетей, искусственный интеллект в конце концов – все они по совокупности знают о нем едва ли не больше, чем он сам… Что он делает, что говорит, даже что он думает…

– Да! У меня два года назад братик родился, Артемка. Ну, у отца и его жены, вы понимаете. Мне он очень нравится, и я ему, кажется, тоже. Очень милый, правда, и отец им, кажется, гордится. Так вот мне отец недавно присылает ссылку из соцсети, со страницы его жены – Артемка такой стоит со спущенными штанами и так с любопытством в горшок заглядывает. Забавная фотка, не спорю. Но я его спрашиваю: а может, Артемка бы не хотел или потом не захочет, чтоб его вот так все видели? Отец говорит: да брось ты, ерунда какая… А мне вот почему-то так не кажется…

– Мне тоже не кажется, но кто нас с тобой спросит, – я пожимаю плечами и гляжу в окно. – Понимаешь, сфера чувств оставалась последним бастионом личного пространства отдельного человека. После падения «что я делаю», «что я говорю», «что я думаю» атака общества на нее была просто неизбежна. И она, конечно, случилась. Как там говорила твоя девушка: «если я для тебя важна, ты должен рассказывать мне о своих чувствах»?

– Ну да, приблизительно так. Она еще говорит, что это очень полезно. Вычитала на каком-то сайте, даже ссылку мне присылала. Я прочитал, но так и не понял, для чего полезно. Когда она в прошлом году считала, что у нее депрессия, она много всякого такого прочла, и даже говорила, что хочет стать психологом, но теперь вроде решила все-таки на экономиста…

– А ты кем решил?

– Я в Лесгафта пойду (институт физкультуры – прим. авт.), потом хочу тренером быть… Слушайте, а зачем они все это делают? Вы можете мне сказать?

– Зачем делают – что?

– Ну сами рассказывают о своих чувствах? И заставляют друг друга? Чуть ли не насильно. Это – зачем?

– Официальная точка зрения – для улучшения понимания между людьми. В конечном итоге – для улучшения взаимоотношений.

– И чего – взаимоотношения правда улучшаются?

– Тебе официально или как я вижу?

– Ну конечно как вы!

– Я не знаю. С одной стороны, взаимное понимание «как устроено» вроде бы теоретически действительно должно вести к налаживанию более эффективно и долговременно работающей системы. Но с другой стороны, чисто по факту, я совсем не замечаю, чтобы в последние сорок лет стало больше длительно существующих дружб, семей и любовей «до гроба». Еще мне кажется, что когда другой человек в значительной степени «черный ящик», ты к нему несколько осторожнее, что ли, относишься, бываешь сдержаннее в словах и поступках…

– А моя девушка говорит, что сдержанным быть, наоборот, плохо! Это, типа, ведет к болезням всяким, и нужно все все время проговаривать! Это она тоже где-то