Детство в режиме онлайн - Екатерина Вадимовна Мурашова

– Именно, – женщина вытерла лоб ладонью. – О господи… С этим вообще можно что-то сделать?

– Думаю, что сейчас нельзя.

Она кивнула с выражением «ну я так и знала»:

– Вы полагаете, что, когда внук родится, что-то может измениться, что-то включится, бабушки всегда любят внуков и всякое такое?

– Нет, я имею в виду не это, хотя и этого конечно исключить никак нельзя. Жизнь наших гормонов и их взаимодействие с нервной системой до сих пор в значительной степени загадочная штука. Но я говорю о другом. Вы не должны.

– Что не должна? Участвовать в их жизни? Сделать вид, что никакого внука с невесткой в природе не существует? Да у нас же квартиры в соседних домах! Как это будет выглядеть?

– Вот. Вы сами все и сказали. Вам сейчас не нужны никакие внуки-младенцы, вас начинает тошнить даже от мысли о них. Как будет дальше – увидим, но пока так. Из этого и исходим. Сын с невесткой хотят ребенка?

– Очень.

– Вот и хорошо. Он им нужен. Матери и отца младенцу вполне достаточно. Вам же нужно другое. Вы хотите хорошо выглядеть в своих (и чужих, наверное, тоже) глазах, достойно сыграть роль. И вы честны перед собой – это огромный ресурс, поверьте. Переделать вас нельзя. Но нужное вам можно обеспечить сравнительно легко и практически без потерь.

– Как?

– Чего вам больше всего не хватало, когда вы были молодой матерью? Это вы наверняка вспомните. Ну! Неужели колыбельных песен для дорогой крошки?

– Времени, – подумав, сказала женщина. – Еще, пожалуй, рук, чтобы все переделать. Муж мало мне помогал.

– Ну вот, вы и будете этими руками для своей невестки. Пришла, подарила крошке шишку, сварила обед, напоила молодую мать чаем, расспросила о всяком (можно расспрашивать о здоровье, делах и планах самой невестки, а крошку вообще не упоминать, молодым матерям часто обидно, что их рассматривают как придаток к младенцу и до них самих никому дела нет), покатала во дворе коляску со спящей занавешенной крошкой (невестка пока сама поспит) – и все, свободна. Не забывайте о сыне – молодые отцы в начале отцовской карьеры часто чувствуют себя совсем заброшенными, сходите с ним в филармонию…

– Ну, мы с ним скорее на рок-концерт сходим, – засмеялась женщина. – Мы оба рок любим.

– Тогда, конечно, на рок-концерт, – покладисто согласилась я.

– И вы думаете, этого достаточно?

– Чтобы выглядеть в своих и чужих глазах? Да более чем!

– И я зря боялась?

– Да, в общем-то, не зря, наверное. Страх – это сигнал к ориентировке. Самопознание ведь происходит в любом возрасте и в любом же возрасте эффективно («ой, все-таки эйджизм меня, кажется, догнал!» – подумала я). Вот попутно выяснилось, что вы как-то потеряли целый большой и важный кусок своей собственной жизни – воспитание вашего единственного сына. Возможно, теперь вам постепенно удастся его себе вернуть. Ведь невестке-то потом, после сыновьего младенчества и фырканья в животик, понадобится вашего внука еще и воспитывать. Куда она тогда посмотрит? У кого спросит? И что вы ей скажете? Нельзя же только ругать современный детоцентризм. Нужна и позитивная программа.

– Мои года – мое богатство? – улыбнулась женщина.

– Да, именно так! – я кивнула и улыбнулась ей в ответ.

Испанский поезд

Как-то я ехала поездом из Бургоса в Барселону. Поезд был ночной, то есть он отправлялся довольно поздним вечером. Естественным образом все пассажиры в вагоне собирались поспать и сразу после отправления принялись устраиваться. Спальный вагон в испанском поезде был устроен совершенно непривычно для меня, ничем не напоминал наше купе или плацкарт, я не говорю и не понимаю по-испански, да и по-английски, к сожалению, тоже, поэтому единственным выходом для меня было внимательное наблюдение за другими пассажирами и имитационное поведение.

Оказалось, что низ каждого кресла в вагоне выезжает вперед, а спинка откидывается назад, образуя что-то вроде слегка наклонной койки. Не сразу, но мне удалось все устроить. Пледы и подушки выдали с самого начала.

Спокойной ночи?

Не тут-то было!

В вагоне ехало двое детей, оба мальчики, старшему, по моим представлениям, было около четырех лет, а младшему, наверное, около двух. Они с матерью занимали первые сиденья в вагоне. Несмотря на поздний вечер, малыши были полны сил и энергии. Проход в вагоне был застелен мягкой и чистой ковровой дорожкой, и братья с топотом бегали по ней туда-сюда друг за другом. Время от времени они орали. Не что-то членораздельное, а просто так, от избытка молодецких чувств и витальной радости.

Когда и где они закричат предсказать было невозможно. Младший, как и я чуть раньше, демонстрировал четко имитационное поведение.

«А-а-а-а-а-а-а!» – неожиданно и восторженно орал старший брат.

«А-а-а-а-а!» – радостно, на бегу, тут же отзывался младший. Сначала я, как человек своего поколения и своей культуры, полагала, что мать их сейчас отзовет и отругает. Ведь в этом вагоне в будний день я была единственным туристом. Все остальные совершенно очевидно испанцы, люди, которые приедут по месту назначения и с утра пойдут на работу. А сейчас все они хотят спать.

Ничего не происходило. Дети бегали и время от времени орали.

Тогда меня кинуло в другую крайность. Я вдруг вообразила себе, что вот – я попала в другую, намного более высокоразвитую европейскую культуру, в которой все сплошь люди уже полностью постигли дзен толерантности, и их действительно, на полном серьезе не раздражают бегающие и время от времени внезапно орущие у них под ухом дети.

Эта мысль меня поразила и где-то даже воодушевила, ибо не так уж часто приходится наблюдать эволюцию своими собственными глазами.

Я стала оглядываться и прислушиваться.

И довольно быстро поняла, что нет – никакого дзена нет и в помине. Люди были самым обычным образом раздражены, ворчали между собой и себе под нос (не надо было знать испанский, чтобы понять, что именно, сопровождающие взгляды и жесты были недвусмысленны), вздрагивали, когда дети внезапно орали у их кресла, два человека даже собрали свои вещи и ушли спать в другой вагон (свободные места были и в нашем вагоне, и в двух соседних).

Почему же никто ничего не говорит ни самим детям, ни матери? – недоумевала я. Дети ведь уже в том возрасте, когда вполне понимают членораздельную речь. Выглядят они совершенно нормальными, просто разыгравшимися малышами. Почему прямо не сообщить им, что все окружающие хотят спать, а их крики всем мешают? Я сама не могла этого сделать по понятным причинам, к тому же меня захватили этнографические наблюдения. Но другие? И что делает мать (мне с