О всех созданиях - Джеймс Хэрриот

– Ну… Вы… Что ж, подождите минуту.

Она вошла в соседнюю комнату, и я услышал неразборчивые голоса. Затем она появилась снова и пригласила меня зайти.

Миссис Дьюберн была женой мясника, и я хорошо ее знал. Ее лицо на подушке было таким же красным и усталым, как и у Хелен.

– О, мистер Хэрриот, не ожидала вас увидеть. Я думала, что вы в армии.

– Вообще-то, в Королевских ВВС, миссис Дьюберн. У меня, э-э, увольнительная.

Я посмотрел в колыбель. Сидни был тоже пухлым и темно-красным и тоже, похоже, боролся с собой.

Я невольно отступил на шаг.

– Какой красивый ребенок, – сказал я.

– Да, разве он не очень мил? – с нежностью в голосе сказала его мать.

– Он и в самом деле великолепен. – Я еще раз недоверчиво посмотрел в колыбель. – Что ж, спасибо вам, миссис Дьюберн. Очень мило с вашей стороны, что вы разрешили мне посмотреть на него.

Выйдя из комнаты, я глубоко вздохнул и вытер лоб. Облегчение было неописуемым. Сидни выглядел еще более странно, чем Джимми.

Когда я вернулся в комнату Хелен, акушерка Браун сидела на постели, и две женщины явно смеялись надо мной. Конечно же, теперь, оглядываясь назад, я и впрямь понимаю, что выглядел глупо. Сегодня и Сидни Дьюберн, и мой сын выросли и стали крупными, крепкими и очень симпатичными молодыми людьми, так что мои страхи были напрасными.

Акушерка вопросительно посмотрела на меня. Я подумал, что она меня простила.

– А мне показалось, что вы считаете всех своих телят и жеребят красивыми с момента рождения, разве не так?

– Ну да, – ответил я. – Должен признаться, что я именно так и думаю.

Как я уже говорил, я не слишком быстро соображаю, но на обратном пути в Скарборо в моем мозгу начал созревать дьявольский план.

Мне причитался отпуск по рождению ребенка, но зачем же брать его сейчас? Хелен проведет в роддоме не менее двух недель, и не было никакого смысла в моем шатании по Дарроуби в одиночестве. Надо было выждать две недели и потом послать самому себе телеграмму о рождении ребенка. Вот тогда мы сможем провести мой отпуск вместе.

Я говорил себе: какой же ущерб я наношу? Я не требую ничего сверх того, что положено, я просто поменяю время. Ни Королевские ВВС, ни военные усилия страны в целом не получат смертельного удара. Задолго до того, как темный автобус поехал по улицам города, я принял решение и на следующий день написал приятелю в Дарроуби и организовал телеграмму.

Я не был таким закоренелым преступником, каким себе казался, и с течением дней в душу мне стали закрадываться сомнения. Порядки в УНЛП были строги и тверды. Если мой обман обнаружится, у меня возникнут проблемы, но перспектива отпуска в компании Хелен затмила все остальные соображения.

В тот роковой день я с соседями по комнате валялся после обеда в кровати, когда вдруг услышал раскаты громового голоса в коридоре:

– Младший пилот Хэрриот! Хэрриот, зайдите ко мне!

У меня дернулся желудок. Я как-то не подумал о том, что сержант-пилот Блэккет может вмешаться в это дело. Я думал о том, что делом займется кто-то из старших пилотов или капралов, на худой конец, кто-нибудь из сержантов, но не сам великий человек лично.

Сержант-пилот Блэккет был неулыбчивым педантом по части дисциплины. Это был человек, всегда сохранявший присутствие духа, ростом под два метра, с широкими плечами и строгим выражением лица. Обычно с нашими проступками управлялись нижние чины, а уж если за дело брался сержант-пилот Блэккет, то пиши пропало.

Я снова услышал тот же голос. Все тот же бычий рев, который каждое утро раздавался на плацу.

– Хэрриот! Хэрриот, подойдите ко мне!

Я бодрой рысью выскочил из комнаты и двинулся по коридору по направлению к высокой фигуре. Перед ней я остановился.

– Слушаю, сержант-пилот.

– Вы – Хэрриот?

– Так точно, сержант-пилот.

В руке у него была зажата телеграмма, которой он помахивал в воздухе. Я ждал, а мое сердце начало биться чаще.

– Что же, приятель, рад сообщить тебе, что твоя жена благополучно родила малыша. – Он поднял телеграмму к глазам. – Здесь говорится: «У вас – мальчик. Оба – в порядке. Акушерка Браун». Позвольте же мне первому поздравить вас. – Он протянул мне руку, и, когда я пожал ее, он улыбнулся и вдруг стал очень похож на Гарри Купера.

– Ну а теперь ты, конечно, хочешь умотать отсюда и увидеться с ними обоими?

Я тупо кивнул. Он, должно быть, решил, что я – толстокожее животное.

Он положил руку мне на плечо и проводил меня в дежурку.

– Так, ребята, живо! Это очень важно. У нас появился новоиспеченный отец. Увольнительную, проездные документы на поезд, командировочные, бегом!

– Есть, пилот! Будет сделано, пилот!

Застучали пишущие машинки.

Великан подошел к железнодорожному расписанию на стене.

– О, да тебе ехать совсем недалеко. Так, Дарроуби, Дарроуби… Вот – поезд отходит на Йорк в три двадцать. – Он посмотрел на часы. – Тебе надо успеть попасть на него, так что поспеши.

Когда он заговорил снова, меня охватило глубокое чувство стыда.

– Бегом в свою комнату, собирай вещи, а мы подготовим все документы.

Я надел свой лучший мундир, покидал в рюкзак вещи и, повесив его на плечо, вернулся в дежурку.

Сержант-пилот уже ждал. Он подал мне длинный конверт.

– Здесь все, сынок. И у тебя еще есть время. – Он оглядел меня с головы до ног, обошел вокруг, поправил белый околыш моей фуражки. – Отлично. А теперь, я полагаю, ты хотел бы отправиться к своей хозяйке, не так ли? – И он снова улыбнулся мне улыбкой Гарри Купера. Это был красивый мужчина с добрыми глазами, которых я раньше не замечал.

Он пошел со мной по коридору.

– Конечно, это твой первый?

– Да, сержант.

Он кивнул.

– Да, это великий день для тебя. У меня своих трое. Уже выросли, но я все равно скучаю по ним, а из-за этой проклятой войны не могу увидеться с ними. Завидую тебе, честное слово, завидую тому, как ты откроешь ту самую дверь и в самый первый раз увидишь своего сына.

Чувство вины окатило меня ледяным потоком, – когда мы вышли на улицу, я был уверен, что мои бегающие глаза выдадут меня. Но он даже не смотрел в мою сторону.

– Ты знаешь, старина, – сказал он нежно, глядя куда-то поверх моей головы, – начинается лучшее время в твоей жизни.

Курсантам не разрешалось сходить по главной лестнице, поэтому я вышел во двор по боковой, и вслед мне снова