Провославие в Пруссии. Век ХVIII - Георгий Олегович Бирюков

никакой руководитель организации (в данном случае – епархии) не отдаст в подобную командировку своих лучших подчиненных. И, если на должности настоятелей приходов Синод смог подобрать вполне достойных священников, то уже со вторыми священниками случались проблемы, а с диаконами и дьячками проблем было много.

На втором году прусской жизни стали фиксироваться конфликты между священнослужителями. Так, в декабре 1761 года иеромонах Гавриил жаловался в Синод, что «по нападкам архимандрита не точию из церкви никакого доходу не имею, но и вовсе от служения отрешен…»[169] Архимандрит Тихон был довольно требовательным начальником. Таким же, если не в большей степени, был мемельский протопоп Михаил Иванов, у которого в подчинении были священник, диакон и два дьячка. Рапортом от 24 января 1762 года архимандрит Тихон доносил Синоду, что мемельский протопоп Михаил Иванов неоднократно ему представлял

«на имеющихся при нем священника Герасима Васильева и диакона Петра Федорова, что они в церковь хождение редко имеют, заключая он чрез то их слабости и нерадение… священник Герасим, кроме толко высокоторжественных дней 24,25 и 30 числ, того 1761 году недели с три и вовсе в церкви не бывал айв тые де высокоторжественныя дни толко на всеночной и на молебнах облачался. А на обедне в сослужении не был, объявляя о себе, якобы бывает у него священника по утрам рвота, и он же священник 19 ноября, в который день литургисал, прибил до крови тоя же Мемелской церкви дьячка Якова Антонова, в бытность в квартире Галерного подмастерья Николая Антонова на обеде купно с протопопом и церковнослужителями по приглашению для вокрещенна-го младенца… к тому же оба они священник и диакон не тол ко пред ним протопопом должнаго послушания не имеют. Но часто и бранили ево называя ехидною, подзастрешником, святошею, дурнем и протчими поношая непристойными словами, еще и со угрожением ему протопопу от диакона таким точно, чтобы он их боялся. За то де толко, что по его протопопа прежним представлениям от меня им репреманды к увещанию посыланы».

Архимандриту Тихону пришлось вызывать священника Герасима Васильева и диакона Петра Федорова в Кёнигсберг для увещания. Затем, когда губернатор Василий Суворов потребовал откомандировать на время какого-нибудь священника в Тильзит «для приведения к должной службе и верности обретающихся тамо в Тилзите и в протчих близлежащих местах воинских команд и подлежащих чинов к присяге», архимандрит Тихон почёл за лучшее отправить туда именно священника Герасима Васильева. Тому пришлось самостоятельно выполнять ответственную задачу. Архимандрит Тихон завершает своё доношение: «… по окончании того, снизходя за понесенной сей им труд, велел я ему священнику оттоле из Тилзита яко по близости к Мемелю возратитца туда по-прежнему…», а диакон вскоре впал в помешательство ума и ныне находится в Кёнигсберге в квартире под караулом[170].

Прошло всего три дня от написания предыдущего доношения, как 27 января 1762 года архимандриту Тихону пришлось писать новое, в котором он сообщал, что теперь уже диакон Пилавской церкви Стефан Кубикулярский, оставленный им для служения в Кёнигсберге, постоянно бывает пьян, от чего и болезни его приключаются[171]. Выше упоминалось, что посланный в Пруссию для служения в Кёнигсбергской церкви иеродиакон Илларион погиб в море вместе с галиотом «Санкт-Димитрий». Архимандрит Ефрем, нуждаясь в диаконе, первоначально забрал к себе в Кёнигсберг диакона мемельской церкви Петра Федорова, что вызвало жалобу в Синод со стороны мемельского протопопа Михаила Иванова. Синод распорядился вернуть мемельского диакона обратно в Мемель, но разрешил использовать на богослужениях в Кёнигсберге диакона из Пиллау. И вот, 27 января 1762 года архимандрит Тихон сообщает Синоду о постоянном пьянстве диакона. Ситуация, видимо, стала совсем нетерпимой, так как уже 1 февраля архимандрит Тихон пишет Синоду новое доношение про диакона Стефана:

«… понеже он часто бывает нечаянным случаем болным, и к служению не годящимся, а здесь без диакона службы отправлять не веема хорошо, а особливо, как случится ему заболеть под великие господские и высокоторжественные праздники, тогда неведомо как и быть, я же, что по ся поры о том молчал, то то учинило ожидание иеродиакона, но понеже его нет, а крайняя нужда в нем состоит. Того ради Святейшему Правительствующему Синоду всенижайшее о том доныне предано на благораземотрение»[172].

Как видим, Московская епархия, получив в своё время распоряжение Синода, выделила в заграничную командировку диакона, то ли подверженного греху винопития, то ли больного какой-то серьёзной болезнью, затрудняющей участие в богослужениях.

Таким образом, в январе 1762 года трудоспособных диаконов в Пруссии не осталось вовсе. Один сошел с ума и сидел под караулом, второй то ли болел, то ли пребывал в запое. Синоду пришлось в срочном порядке решать этот вопрос. Синодальным определением от 8 февраля 1762 года было приказано на место Пилавского и Мемельского дьяконов выбрать епископу Смоленскому одного иеродиакона и двух диаконов и отправить их в Пруссию[173]. Очевидно, ресурсы диаконов Московской и Новгородской епархий были полностью исчерпаны, дошла очередь до Смоленской епархии, откуда до сих пор в Пруссию никого не отправляли. Прошло чуть более месяца, и 13 марта епископ Смоленский и Дорогобужский сообщил Синоду, что из его епархии в Пруссию отправлены учитель синтаксимии и немецкого языка Смоленского Авраамиева учительного монастыря иеродиакон Николай Цвет и диаконы, слушавшие богословие: Смоленского Успенского собора – Василий Легонский и Благовещанской смоленской церкви – Андрей Щировский[174].

Прошло ещё некоторое время, и 4 апреля 1762 года архимандрит Тихон донес Синоду, что смоленские иеродиакон и диаконы в Кёнигсберг 31 марта прибыли, а бывшего Пилавского диакона с семьей отправить в Россию не на что[175]. Бывший Мемельский диакон Петр Федоров отдельным прошением от 8 апреля также сообщал Синоду, что ему не на что выехать из Пруссии с семьей[176]. В данном случае интересно то, что в свое время при отъезде из Новгорода родственники этого диакона отбили у него жену и сына, а самого грозились чуть ли не убить. Но вот, из Пруссии он возвращается уже с семьёй. Каким образом добрались до него в Пруссию из Новгорода жена и сын, история умалчивает. 12 мая 1762 года архимандрит Тихон сообщал Синоду, что уже отправил в Санкт-Петербург бывшего Пилавского диакона, а Мемельского должен отправить тамошний протопоп по получении его жалования за треть года[177]. На проезд диаконов с их семействами из Кёнигсберга и Мемеля до Санкт-Петербурга архимандрит Тихон выдал им соответственно 8 мая и 25 апреля два паспорта с прусскими печатями на черном сургуче[178].

Не ясно, удалось ли произвести замену иеромонаха Гавриила. Выше говорилось