Библейская истина в современном мире - Джон Паулин

себя. Вам, наверно, это покажется невозможным, однако не стоит падать духом, даже если задача столь велика. Когда ничего не приходит в голову, можно просто сказать: «Ну, этот вопрос не из простых. Вы не будете против, если я какое-то время поразмышляю над ним дома? Он требует основательного ответа. Дайте мне немного подумать, и потом поговорим». Мы уже отмечали, что секулярные люди прощают гораздо охотнее, чем мы думаем. Они и не ожидают, что у вас есть заготовленные ответы на все, и наверняка почувствуют неладное, если вы сделаете вид, что это так!

Я люблю стиль евангелизации, который называю «открытым диспутом». Такая встреча дает слушателям возможность в любой момент задавать вопросы и делать замечания. Она не слишком-то отличается от телевизионных передач знаменитых ведущих Донахью или Опры Уинфри. Люди говорят, что мои диспуты не только увлекательны, но и заставляют думать. Обычно говорят так: «Это лучше телевизора, я ходил бы сюда каждый вечер». По-видимому, обмен мнениями, характерный для интеллектуальной дискуссии, по-прежнему весьма интересен. Напряжение, свойственное «открытому диспуту», обусловлено, конечно, тем, что вы никогда не знаете, с чем вам придется столкнуться, и поэтому вам не мешает хорошо знать Библию и чутко улавливать водительство Духа. Помню, как одна женщина-еврейка то и дело бросала: «Я в это не верю!» «Не верите, — спрашивал я, — но почему?» Я давал ей возможность немного порассуждать, а потом спрашивал: «А что вы думаете об этом тексте?» Такая форма общения на удивление быстро приводила к взаимопониманию с секулярной аудиторией. Однако надо сказать, что если вы плохо знаете библейский материал, то нередко вам просто нечего будет сказать.

Повседневный язык

Четвертая особенность, отличающая христиан, успешно взаимодействующих с секулярным окружением, сводится к тому, что в своих миссионерских усилиях они используют простой повседневный язык. Это язык газет и журналов, знакомый всем. Как известно, средства массовой информации используют от 8 до 10 тысяч слов, которые дают возможность общаться практически с каждым, независимо от того, умеет ли он читать и писать. Что же касается адвентистов, то нередко мы используем собственный, предназначенный, так сказать, для внутреннего употребления язык, который понятен только нам самим.

Представьте человека, впервые пришедшего в адвентистскую церковь. Он видит, что кто-то, стоя на возвышении, особым образом призывает делать пожертвования. «Эге, — подумает гость, — у этих людей в кармане не пусто. Держу пари, что они при деньгах». Потом кто-то встает и говорит: «Никогда не забуду тот день, когда я наконец увидел свет». «Свет? Какой свет?»

Положение таково, что большинство адвентистов, получивших образование и работающих в учреждении, знают, как, используя повседневный язык, общаться с секулярными людьми. Проблема, однако, в том, что мы склонны пользоваться обычным языком только в «секулярной» части нашей жизни и всякий раз, желая рассказать о своих духовных потребностях и заботах, переходим на другой. Нам надо призвать друг друга к тому, чтобы и в церкви мы говорили о своих духовных переживаниях на простом языке (чтобы он стал нашей «второй натурой», когда мы пойдем к другим людям). Работая пастором в Нью-Йорке, одной из интеллектуальных столиц секулярного мира, я изо всех сил старался, чтобы мои проповеди отвечали этому требованию. Постоянно я задавал себе вопрос: «Как этот язык будет воспринят тем, кто зайдет с улицы? Как мне сделать его максимально простым и ясным и в то же время не поступиться содержанием?» Со временем я понял, что о сложных вещах можно говорить просто, хотя этого достигаешь не сразу. С горечью вспоминаю, как однажды в мою церковь пришли супруги-лютеране, и я «специально для них» приготовил проповедь о законе. Уже через десять минут я понял, что терплю полное фиаско и не знаю, как спасти ситуацию. Они больше не появились.

Понадобились годы, чтобы научиться говорить обычным языком. Потом еще несколько лет, пока в моем словаре перестало ощущаться влияние научных исследований доктора философии. Чем лучше мы говорим на обычном языке, тем шире наше влияние на самую разноликую аудиторию. Одна и та же весть достигает как интеллектуалов, так и людей неграмотных.

Заключение

Четыре особенности, которые мы кратко описали, не только предполагают водительство Святого Духа, но требуют и ваших собственных больших усилий, а также опыта. Это, однако, не значит, что, прежде чем приступить к миссионерской работе с секулярными людьми, непременно надо овладеть всеми ими. Радостно, что Бог помогает тем, кого призывает, и если вы чувствуете свое призвание, то советую положиться на волю Бога и просить, чтобы Он даровал вам навыки и опыт, которые положительно скажутся на результате ваших усилий. Однако самая лучшая подготовка заключена в собственно действии.

ГЛАВА 10 БЛАГОВЕСТИЕ ОДИН НА ОДИН

Мы завершили предыдущую главу, указав, быть может, на самый существенный недостаток, который присущ адвентистам, когда они общаются с секулярными людьми: речь идет о нашей неспособности учиться языку и терминологии, которая соответствует их опыту. Как научиться их языку? Так же, как делают дети: слушая и говоря. Если мы регулярно начнем общаться с простыми людьми, мы поймем, как добиться успеха в этом деле.

Но что это означает на практике? Как на самом деле можно установить контакт с секулярным человеком?

Не знаю лучшего способа, чем тот, который я называю «творческим слушанием». Это искусство задавать наводящие вопросы, мягко и ненавязчиво выясняя, что же на самом деле волнует человека. Творческое слушание дается мне с трудом. Я сам люблю поговорить и порой разговор превращаю в монолог. А тот, кто умеет слушать, способен, тактично приободрив человека, заставить его рассказать о том, что его сейчас больше всего волнует. Моему другу Джо обычно хватало пяти вопросов, чтобы выяснить самые насущные заботы другого человека. Должен сознаться, что мне остается только мечтать о такой способности.

Уметь слушать творчески — значит уметь задать нужный вопрос в нужное время. Однако, попытавшись сделать это, вы быстро поймете, что неприкосновенность | частной жизни —