Провославие в Пруссии. Век ХVIII - Георгий Олегович Бирюков

требовалось вмешательство Синода. Отметим для себя, что в Мемеле помимо протопопа Михаила оказались некие гарнизонные священники Герасим Васильев, Григорий Авксентьев и Василий Трифонов. Вероятно, это были те священники из расформированного Обсервационного корпуса, которых Синод ранее направил в артиллерийскую команду Мемеля после нескольких обращений графа Шувалова. Прибыв в Мемель 15 июня 1760 года, протопоп Михаил обнаружил, что в гарнизоне уже есть три священника, ему никак не подчиняющиеся, а потому сужающие поле его деятельности. В то же время архимандрит Ефрем забрал себе в Кёнигсберг подчиненных протопопу священника, дьякона и церковника. Расчет протопопа на появление паствы среди русских гражданских лиц, а также на крещение местных немцев не оправдался, так как церковь была устроена в крепости, то есть на территории режимного объекта, куда доступ посторонним был ограничен. Запрет архимандрита Ефрема на венчания также лишал протопопа потенциального источника доходов и возможностей увеличения числа прихожан. Всё это и послужило основой для написания рапорта в Синод, который теперь вынужден был разбирать это дело. Отметим, что протопоп Михаил свои обвинения концентрировал более в плоскости профессиональной деятельности.

Более опасными оказались обвинения морально-нравственного плана. Некие ревнители благочестия обвинили архимандрита Ефрема в возможном его блудном сожительстве с проживавшей у него в качестве прислуги некой вдовой Прасковьей Михайловой. Отправившиеся в Пруссию священнослужители взяли с собой жен и детей, а также прислугу. Взял с собой прислугу и архимандрит Ефрем. Пребывал он с ней в блудном сожительстве или нет, для обвинителей было неважно. В любом случае он нарушил третье правило Первого Вселенского собора, запрещающее монашествующим проживать в одном доме с женщинами. Такое каноническое нарушение считалось серьёзным, поэтому Синод вынужден был заняться расследованием и этого обвинения.

Синод, как мы знаем, постоянно находился в Санкт-Петербурге. Каким образом можно расследовать дело, не имея возможности покинуть Санкт-Петербург? Можно, конечно, вызвать и обвиняемого и обвинителей в Санкт-Петербург. Но кто тогда будет служить в только созданных Кёнигсбергской и Мемельской церквях? Можно послать в Пруссию доверенного человека, наделенного соответствующими полномочиями.

Этого человека надо подобрать. И вот здесь Синоду повезло с кандидатурой на расследование такого деликатного дела.

В Сухопутном шляхетском кадетском корпусе Санкт-Петербурга служил законоучителем иеромонах Тихон (в миру Тарас Яковлевич Якубовский). Родился он в 1726 году в небольшом городе Короп под Черниговом в семье мещан Якова и Агафьи Якубовских. Отец его был сапожником. Тарас в юности отличался хорошим голосом, пел в хоре архиепископа Черниговского. Закончил семинарию в Чернигове, академию в Киеве и был назначен законоучителем в привилегированное учебное заведение для детей дворян. В Сухопутном шляхетском кадетском корпусе иеромонах Тихон усвоил внешний лоск и изящество манер, благодаря которым современники позже отзывались о нём как об

«особе во всём препорядочной и важной без спеси и такой, которая имела явное преимущество пред обыкновенным школьным учителем или проповедником, знавшим одну свою науку».

10 августа 1760 года умер настоятель Спасского монастыря в городе Ярославле архимандрит Владимир (Каллиграф). Святейший Синод решил, что иеромонах Тихон является лучшим кандидатом в настоятели этого монастыря. 1 ноября член Синода епископ Псковский Вениамин произвел иеромонаха Тихона в архимандриты. Братия Спасо-Ярославского монастыря уже готовилась встречать своего нового настоятеля, но… Синод внезапно решил отправить архимандрита Тихона в Кёнигсберг для проведения следствия по обвинениям в адрес архимандрита Ефрема. В помощь ему был дан коллегии юнкер Орлов.

Позже архимандрит Тихон писал:

«В данном при виправи мене нижайшего в Кенишберг, на секретную коммисию Ее Императорского Величества, Самодержицы Всероссийския, из Св. Правительствующего Синода, от 8 декабря прошедшего 1760 года, указе повелено мне нижайшему, ежели доведется по коммисии, до определения на место архимандрита Ефрема другого кого, здесь мне остаться службу Божию отправлять по чину и по месту монастыря Спасо-Ярославского»[136].

В архиве сохранился рапорт из Лифляндской [Рижской] генерал-губернаторской канцелярии в Синод от 27 декабря 1760 г. о получении Синодального указа от 11 декабря 1760 г. о даче 7 подвод для

«отправления из Санкт-Петербурга в город Кёнигсберг Ростовской епархии Спасоярославского монастыря архимандриту Тихону с синодальным коллегии юнкером Андреем Орловым для некоторого секретного следствия»[137].

Большое количество подвод объясняется тем, что архимандриту Тихону было поручено взять с собою некого иеромонаха Гавриила и 12 певчих для Кёнигсбергской церкви.

Таким образом, в течение декабря подготовительные работы были Синодом проведены, но на дату начала решительных действий неизбежно повлияла смена губернатора Пруссии. На высочайшем уровне было решено переместить Корфа на пост генерал-полицмейстера Санкт-Петербурга. 5 января 1761 года в должность губернатора Пруссии вступил генерал-поручик Василий Иванович Суворов, отец знаменитого впоследствии полководца Александра Суворова. Василий Иванович пребывал в Кёнигсберге уже с апреля 1760-го года, занимая пост генерал-провиантмейстера. На этой должности он показал себя энергичным, грамотным руководителем, организовавшим бесперебойное снабжение продовольствием и всем необходимым действующей армии. Новый губернатор начал своё правление с того, что распорядился праздновать

6 января Богоявление так, как было принято на Руси. В Кёнигсберге, естественно, такого зрелища никогда не видывали. Андрей Болотов в 85-м письме своих «Записок» писал:

«Итак, выбрано было посреди города, на реке Прегеле, наилучшее и такое место, которое могло б окружено и видимо быть множайшим количеством народа, и сделана обыкновенная и – сколько в скорости можно было – украшенная иордань. По всем берегам реки и острова поставлены были все случившиеся тогда в городе войска и баталионы с распущенными их знаменами и в наилучшем убранстве, а в близости подле иордани поставлено было несколько пушек. Все сии приуготовления привлекли туда несметное множество зрителей. Не только все улицы и берега реки и рукавов ее, но все окна и даже самые кровли ближних домов и хлебных шпиклеров унизаны были людьми обоего пола, а то же было и по всем улицам, по которым иттить надлежало процессии от церкви, более версты от сего места удаленной. Процессия сия была наивеликолепнейшая, и архимандрит, в богатых своих ризах и драгоценной шапке, со множеством духовенства, производили для пруссаков зрелище, достойное любопытства, а как присутствовал при оной и сам губернатор со всеми чиноначальниками и от самой церкви провожал ее пешком, несмотря на всю отдаленность, то желание видеть нового губернатора привлекло туда еще более народа. Поелику же, при погружении креста в воду, производилась как из поставленных на берегу пушек, так и с фридрихсбургской крепости, пушечная пальба, а потом и троекратный беглый огонь из мелкого ружья всеми войсками, то сие сделало в народе еще более впечатления, и все Кёнигсбергские жители смотрели на все сие с особливым удовольствием. Губернатор же не преминул в сей день угостить всех лучших людей обедом»[138].

Следует отметить, что крестные ходы на иордань с освящением в ней воды и последующим