Правила Константинопольского синода 1276 года - Мария Владимировна Корогодина

совершал постриг в «обычной» ситуации [Успенский, 2016, с. 96–98]. Из иных источников известно, что порой умирающий инок постригал себя сам в великую схиму [Успенский, Успенский, 2017, с. 207, 209]; в других случаях иеромонах мог постричь мирянина [Там же, с. 207]. Взгляды на то, может ли священник из белого духовенства постригать в иночество, были различны как среди византийских авторов, так и среди русских архиереев [Успенский, 2016, с. 91, сноска 36].

Вопрос о возможности совершения пострига иереем-бельцом был поднят священником Кириком в беседе с Новгородским епископом Нифонтом еще в середине XII в. Епископ с иронией отнесся к сомнениям Кирика («а ци негодно постригати, бес скымы будучи?»), сказав, что на то он и священник, чтобы постригать в иночество («постригания дѣля чернець попинъ еси»)[98]. Однако и в этом случае речь шла о срочном постриге перед смертью («аже будеть въборзѣхъ»), а отнюдь не о пострижении в иноки для пребывания в монастыре. Предсмертный постриг, как показано рядом исследователей, был принят и в Византии, и на Руси [Пальмов, 1914, с. 204–212; Успенский, Успенский, 2017, с. 203–221], хотя отнюдь не являлся обязательным, как явствует из синодиков и поминальных записей в рукописях XV–XVI вв., изобилующих мирскими именами. В случае предсмертного пострига часто не было времени на поиски игумена.

Как видно из греческого текста, в вопросе были перечислены все категории клириков, которые, предположительно, могли совершать обряд. Сокращая текст, переводчик оставил в вопросительной части статьи только епископа, сосредоточив на нем внимание; таким образом, статья встала в один ряд с теми, которые посвящены архиереям. На деле же суть вопроса иная: какие члены церковной иерархии могли в случае крайней необходимости совершить постриг? В ответ синод дозволил участвовать в обряде епископам, священникам и дьяконам. Выдвижение на первый план епископов в переводе выглядит странно, учитывая, что в русской традиции архиерей обязательно был монахом, так что противоречия, которое смущало новгородских священников (и впоследствии митрополита Киприана) и забавляло епископа Нифонта, не возникало: можно ли дать то, что не имеешь сам, – дать иночество, не будучи монахом? Как явствует из исследования Б.А. и Ф. Б. Успенских, в XIV–XV вв. предсмертный постриг членов княжеской семьи порой совершал епископ [Успенский, Успенский, 2017, с. 46–47]. Отчасти это, возможно, отражает более позднюю традицию, согласно которой архиерей мог совершать постриг наряду с игуменом. Так, митрополит Киприан предлагал игумену Афанасию собственноручно постричь его в схиму [РИБ, т. 6, стб. 266]. Очевидно, сосредоточение на епископе показалось неуместным редактору, готовившему Архангельскую редакцию постановлений Константинопольского синода, так что он исключил все упоминания о епископе как в вопросе, так и в ответе[99]. При этом ответная часть статьи в переводе расширена в сравнении с греческим текстом благодаря добавлению: «а при съмрьти, да и причьтникь пострижетъ», что позволяло совершать постриг чтецам.

Еще одна деталь, внесенная в текст правил переводчиком, – упоминание о постриге «в чрьнци», в отличие от греческого текста, где говорилось о пострижении в целом (ἀποκείρεσθαι). Б. А. Успенский предположил, что под постригом игуменом имелось в виду пострижение в рясофор настоятелем, не имевшим священства [Успенский, 2016, с. 91–99], однако старшие древнерусские требники не знают чина пострижения в рясофор, который, вероятно, появился на Руси существенно позже. Кроме того, вопросная часть греческого текста восходит к формулировке, подготовленной русскими епископами, и она показывает, что изначально в статье не упоминались ни чернецы, ни игумены. Вопрос касался предсмертного пострига монашествующих – следовательно, именно такая ситуация воспринималась в качестве «нормальной» в Русской церкви.

Наконец, Б.А. и Ф. Б. Успенские показали, что в случае предсмертного пострига рясофор, являвшийся начальной ступенью долгого монашеского пути и не предполагавший обетов, не имел смысла, так что перед кончиной человек принимал либо «малый ангельский образ» (постриг «в мантию»), либо «великий ангельский образ» (постриг «в скиму») [Успенский, Успенский, 2017, с. 203–214]. При этом исследователи полагали, что именно великая схима, в первую очередь, была целью предсмертного пострига. Однако рассматриваемая статья не подтверждает предположение исследователей: переводчик последовательно разделяет пострижение «в чернецы» (статьи 9, 28) и схиму (упоминаемую в статье 10, отсутствующей в греческом тексте, а также в статьях 13 и 15). Для переводчика это означало разницу между двумя степенями иночества: «мантией» и великой схимой. Такое же различие между терминами «схимник» и «чернец» можно наблюдать в сочинениях митрополита Киприана [РИБ, т. 6, стб. 244–270]. Поскольку в древнерусском тексте говорится о постриге «человека», под которым может иметься в виду только мирянин, то в переводе идет речь о постриге мирянина перед смертью в малый ангельский образ («мантию»), который в случае нужды дозволяется совершать всем клирикам: от епископа до простого причетника.

В дальнейшем это правило нашло более четкое выражение в ответах митрополита Киприана на вопросы игумена Афанасия – первом древнерусском сочинении, посвященном литургическим и богослужебным вопросам. Строго осудив пострижение в схиму не схимником, равно как и пострижение священником-бельцом в малый иноческий образ («иже бо сам не имеет, како может иному дати?»), митрополит оговорился, что эти правила могут не соблюдаться при смерти [РИБ, т. 6, стб. 256–257]. Возможность пострига клириком, не имеющим священства, митрополит Киприан даже не рассматривал.

Таким образом, угроза жизни неизменно влекла послабления в вопросе о совершении таинств, но характерной особенностью правил Константинопольского синода являются существенно более широкие права, которые предоставлялись дьяконам и низшим клирикам.

10 статья. Пострижение архиерея в схиму епископом

«Въпрос. Подобает ли епископу епископа пострищи въ скыму или ни? Отвѣт. Аще не будет игумена, при нужди пострижеть епископь».

Статья чрезвычайно близка к предыдущей и содержит вопрос о пострижении в схиму епископа другим епископом при отсутствии игумена. Согласно русской традиции, в XIII–XV вв. епископ должен был быть монахом, принявшим на себя малый ангельский образ (мантию). Однако в более раннее время, в XI столетии, в епископы могли поставить простого священника, как явствует из «Неведомых словес» митрополита Георгия: «Аще епископом бѣльца поставят…» [Баранкова, 2012, с. 36]. Как мы увидим далее, при пострижении в схиму архиерей слагал с себя епископство, поэтому постригающий в схиму действующий епископ сам схимником быть не может. Уточнение «при нужди» означает, что речь также идет о предсмертном постриге, а не об удалении на покой.

Наиболее существенное отличие от предыдущей статьи – постриг в схиму архиерея дозволено совершать, помимо игумена, только епископу, но не иным клирикам. Возможно, это связано с тем, что такой постриг влечет за собой лишение сана [Успенский, 1998, с. 272, сноска 26], и, подобно тому, как возвести на епископскую степень могут только епископы, так и свести с нее могут они же, но