Обновленческое движение Русской Православной Церкви в 20–40-е гг. XX в. (на материалах Ставрополья и Терека) - Александр М. Пантюхин

– 3000 человек со всей республики[452]. Другой храм находился в ст. Павлодольской. Попытки же верующих Патриаршей юрисдикции открыть приход наталкивались на сопротивление, как обновленцев, так и органов государственной власти.

Во второй половине 30-х гг. был закрыт храм святителя Николая Чудотворца в г. Ежово-Черкесске. Разрушение храма стало одной из иллюстраций заинтересованности некоторых представителей местной северокавказской советской элиты в сохранении православия, реформированного под нужды советской власти. Разрушение здания черкесского Никольского храма в 30-ти дневный срок было поручено сотруднику местного облисполкома идейному большевику и участнику Гражданской войны Н.И. Соболеву. Проблема состояла в том, что сам он являлся верующим. Собор носил имя святого покровителя чиновника. Несмотря на выполнение приказа, он не оставил веры, всю оставшуюся жизнь переживал об этом, а незадолго до смерти принес покаяние в разрушении храма[453]. Именно такие верующие советские чиновники и нуждались в сохранении реформированного лояльного православия, которое можно использовать как в государственных нуждах (для пропаганды, сбора средств, изъятия того или иного имущества), так и для удовлетворения своих религиозных потребностей.

Сохранились документы о закрытии храмов в с. Камбулат Петровского р-на, ст. Бекешевской Суворовского р-на, с. Птичьем Изобильненского р-на, с. Баклановском Егорлыкского р-на, г. Моздоке, с. Тушиновка Кизлярского р-на, с. Константиновка и х. Кисличном Петровского р-на, с. Новоблагодарненском Суворовского р-на, г. Пятигорске и ст. Горячеводской. Большой утратой для обновленцев Кавказских Минеральных Вод стало закрытие в ноябре 1938 г. Троицкого прихода в Ессентуках[454]. Здания, переданные учреждениям для определенных нужд, запрещалось использовать не по назначению, во избежание дискредитации антирелигиозной политики в глазах населения[455].

Таким образом, вызванные новой религиозной политикой государства 1920-х гг. изменения в православной религиозной жизни наиболее полное воплощение нашли после обновленческого раскола. Изменения в приходском управлении нашли свое отражение в обновленческих реформах, направленных в первую очередь на обложение общин многочисленными поборами в пользу благочинного, епархиального управления, Священного Синода.

На Ставрополье и Тереке широкое распространение получила практика отстаивания обновленческими приходами своих прав перед епархиальным руководством с помощью умелого манипулирования советским законодательством. Нередко епархиальные управления шли на уступки только для сохранения поборов с приходов. Реалией православной религиозной жизни второй половины 20-х – 30-х гг. стало подавление приходов местными органами государственной власти с помощью административных средств. Некоторые действия были направлены на вытеснение религиозности из сознания населения.

Выводы по главе:

1922–1923 г. ознаменовались систематизацией и формализацией взаимного движения государственных органов, осуществляющих религиозную политику, части православного духовенства. В 20-е гг. XX в. на Ставрополье и Тереке шло формирование новых принципов государственно-церковных отношений. Органы государственной власти сохраняли заинтересованность в лояльном духовенстве и религии, перестроенной по новым принципам. В первую очередь, государственные органы нуждались в поддержке своей религиозной политики со стороны населения. Частично эта политика была направлена на постепенное изживание религиозных чувств коммунистов и советских служащих. Процесс формирования лояльного «секуляризированного» православия фактически приобрел двухсторонний характер, т. к. в нем были заинтересованы как часть представителей государственной власти, так и часть православного духовенства.

Одной из мер государственной власти в отношении Православной Церкви стала практика изъятия церковных ценностей в 1922 г., а также сопровождающая ее агитационная кампания, направленная на раскол духовенства и верующих. В 20-30-е гг. мероприятия по изъятию церковного имущества проводились регулярно и были нацелены на все небогослужебное имущество: нехрамовые здания, колокола, ткани, мебель и т. д. Для 1930-х гг. характерны закрытия приходов с использованием храмовых зданий для культурных и хозяйственных целей. Антирелигиозная политика 20-30-х гг. сопровождалась местным экономическим умыслом в проводимых мероприятиях.

Реформирование системы епархиального управления обновленцами в 1922–1924 гг. сопровождалось, с одной стороны, нормализацией церковной жизни, ослабление административного давления со стороны органов государственной власти, с другой стороны, захватом приходов и коммерциализацией приходской деятельности. Церковная жизнь 20-30-х гг. на Ставрополье и Тереке характеризовалась борьбой общин различных юрисдикций между собой, а также стремлением к использованию во внутрицерковных конфликтах советского религиозного законодательства. Органы государственной власти на Ставрополье и Тереке, используя межъюрисдикционный конфликт для ослабления позиций Церкви в регионе, оказывали поддержку в рамках советского законодательства обновленческим приходам и общинам. В двухобщинных приходах получила распространение практика закрытия общины Патриаршей Церкви с передачей храма обновленцам.

С 1924 г. религиозная политика Северо-Кавказского края была направлена на взятие под полный контроль церковной жизни в регионе с помощью системы регистраций приходов в административном отделе НКЮ и обновленческих епархиальных управлениях, обязательного уведомления государственных органов о проводимых мероприятиях и совершенных требах, проведения организованной антирелигиозной пропаганды. В 1930-е гг. религиозная политика советской власти приобрела системный характер, основываясь на законодательстве 1929 г. В это время практически не делалось различий между юрисдикциями, а антицерковные мероприятия были построены на принципах местной экономической или общественно-политической выгоды.

Глава III

Деятельность обновленцев на Ставрополье и Тереке

3.1. Практика реализации обновленческих реформ в регионе в 20-е – первой половине 30-х гг. XX в.

В 1921–1922 гг. был взят курс на раскол Церкви, для чего планировалось привлечение просоветски и реформаторски настроенного духовенства. К этому времени окончательно сложился комплекс идей, направленных на реформирование церковной жизни. Реформа церковного управления заключалась в отмене института патриаршества, что неканонично (противоречит канонам и синодальная система 1721–1917 гг.), т. к. каждая Поместная Церковь должна иметь своего первого епископа. Хотя обновленцы старались придать видимость каноничности своей организации, формально выбирая первоиерарха. В сфере приходской жизни предусматривался широкий демократизм, заключающийся в выборе мирянами клира, свободном доступе мирян к пастырской должности, в том числе и женщин (в виде восстановления института диаконисе). При этом наиболее радикальные обновленцы предлагали ввести именно женское священство[456].

Литургическая реформа содержалась в переводе богослужебных текстов на русский и другие национальные языки. Это не противоречит каноническим нормам, но, как и некоторые другие нововведения (замена постоянных церковных хоров народным исполнением, упрощение богослужения и храмовой обстановки), сильно обедняет и примитивизирует православное богослужение, нанося непоправимый удар по православному искусству (не принося никакой практической пользы), лишая «содержание формы»[457]. Помимо этого предполагалось упразднение иконостаса (т. е. введение «открытого алтаря») с вынесением престола на середину храма, произнесение вслух евхаристического канона и тайных молитв, причащение с преподанием частицы прямо в руки, разрыв Таинств покаяния и евхаристии[458]. То есть предлагалось провести прямые литургические заимствования из католицизма.

По мнению М.И. Вострышева, обновленцы предлагали и наиболее последовательно проводили те реформы, которые позволяли им достигнуть верха иерархической лестницы. Для этого и были устранены препятствия в виде монашества, безбрачия для епископата и моногамии белого духовенства[459].

Наиболее активным сторонником проведения литургической реформы в Церкви стал