Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон

В традиции рай представлялся (и именно так он описан) как область, разделенная реками на четыре части: «Из Едема выходила река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки» (Быт 2:10). Такое расположение образует геометрическую структуру – мандалу, крест, наложенный на круг и часто (но не обязательно) вписанный в квадрат. Мандала – это схематическое изображение оптимального порядка, психологический или концептуальный аналог рая. Четырехчастное разделение, исходящее из центра – это вечное место человека в мире, с направлениями на стороны света (север, юг, восток и запад). Эта структура подобна кресту, как и собор – архитектурный образ идеи божественного или небесного центра и реальное воплощение Эдема. Весь замысел собора пронизан мотивами сада: древовидные структуры, арки и свет, льющийся сквозь витражные окна, подобно солнцу в листве, создают в камне копию первозданного леса.

Гордыня против священного морального порядка

Во второй главе книги Бытия Бог, устроив огражденный сад, наделяет человека властью над ним: «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть» (Быт 2:16). Итак, мужчина и женщина, по воле Бога, вольны исследовать, инкорпорировать и использовать почти все, что дает мир, с учетом двух важных исключений: во-первых, им предписано наполнять землю и располагать все на подобающих местах (Быт 1:28), и равно так же – возделывать сад и хранить его (Быт 2:15). Во-вторых, они должны избегать плодов одного из главных деревьев, произрастающих в саду: «А от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт 2:17).

Жизнь в правильно управляемом Эдемском саду в каком-то смысле сохранилась до наших дней в состоянии динамичной игры – хаос бросает вызов порядку, обновляет его и расширяет; мужчина активно противостоит женщине как ее соперник и помощник; оба они действуют согласно воле Божьей (и мыслят себя как образы Бога), постоянно развивая и делая безупречным то, что уже хорошо или хорошо весьма. Рай по природе своей сходен с великим музыкальным произведением, – скажем, с несравненной третьей частью «Бранденбургского концерта № 3», в которой Иоганн Себастьян Бах, непревзойденный мастер, уравновесил предсказуемое и новое, ожидаемое и неизвестное, и сделал идеал еще прекраснее. Это форма бытия; это явленная в музыке гармония, вечно направленная к совершенству; и это «условие», к которому «непрестанно стремится искусство». Это хорошее, способное стать хорошим весьма.

Однако люди призваны не только заботиться и трудиться – им предстоит делать это, отвергнув запретный плод и оставив моральные устои мира неоспоримыми или даже совершенно нетронутыми. В вопросе сущности добра и зла есть нечто, чему всегда предначертано быть за пределами человеческих суждений; незыблемая основа или вечная вершина – трансцендентальная, неприкосновенная, невыразимая. Разве не подходит под эти критерии ряд нравственных первоначал, уже установленных и утвержденных – факт вечного взаимодействия порядка и хаоса, Бога и tehom; исходная предпосылка, согласно которой порядок, претворенный в жизнь Словом, хорош, а люди – весьма хороши; мысль о том, что мужчина и женщина сотворены по образу Божьему? Эти аксиомы нельзя делать частью человеческих знаний или менять на гипотетически полезный или удобный земной догмат. Они должны оставаться священными и неизменно восприниматься как предварительные условия для обретения знания.

Итак, во второй главе книги Бытия словесный портрет Бога расширен. Он предстает как дух, предупреждающий людей о том, что не следует брать на себя непосильную задачу и поддаваться смертному греху гордыни. Что могли бы значить слова о «непосильной задаче»? Рай, или Эдем – это вечный сад, и в самом его центре растут два первозданных дерева, приносящих плод: «И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла» (Быт 2:9). Их связь глубока и таинственна. Плод первого дарует жизнь, даже вечную жизнь. Второе – полная противоположность; оно скрывает вечного змея, а вкушение его плода рождает смерть.

Как это разъяснить? Прикосновение к неизменно и непременно неопровержимому – к тому, от чего зависит все остальное, – таит в себе огромную опасность. Фундаментальные аксиомы оберегают от хаоса, разбивающего все вдребезги, и от водоворота энтропии, который разлагает, убивает надежду и тянет на дно. Должно быть нечто священное – в данном случае сама основа добра и зла. Это свая, пробивающая голову подземному змею, чьи движения в ином случае разнесли бы мир на куски. Вот суть великого греха гордыни – подвергать сомнению то, от чего неизбежно зависит все прочее. Не прикасайтесь к тому, что непременно должно оставаться священным. Иначе рушится центр, а вслед за этим неизбежен распад. Что-то должно быть непоколебимым – священный посох, нерушимый столп и даже, возможно, дерево для змея. Это некое средоточие, вокруг которого распределяется все остальное. Это сам Бог, пусть даже Он невыразим. Чем ближе к Богу предпосылка, тем осторожнее к ней нужно подходить, не говоря уже о том, чтобы отвергнуть ее или, совершив революцию, ниспровергнуть. Исключительные заявления требуют исключительных доказательств – об этом в самых разных формах говорили многие.

Попытка утверждать, что моральные и нравственные нормы должны определять именно люди, и нежелание оставить нетронутым необходимый минимум допущений – это горделивый шаг, после которого камень, на котором в ином случае надежно покоился бы дом, превращается в изменчивый, непостоянный песок, который поглощает все, когда подует ветер. Именно в соответствии с этим Христос, само воплощение Слова, утвердившего такие принципы, намного позже настоятельно повторяет:

Итак, всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне;

и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне.

А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке;

и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое.

Мф 7:24–27

Конечное и известное окружено бесконечным и неизвестным – и не может его поглотить; попытка расшириться так далеко грозит ему гибелью. Нам крайне важно понять: периферия – приграничная область – это не только уникальная антитеза тому, что находится в центре, и, вопреки распространенному мнению, не его противоположность. «Одному» противостоит не «другой», а «множество», затем – «бесчисленное», затем –