Правила Константинопольского синода 1276 года - Мария Владимировна Корогодина

списков конца XIV – начала XV в., содержащих отдельные статьи епитимийника «Аще двоеженец». В их числе оказались некоторые рукописи с постановлениями Константинопольского синода; однако ни в одном из ранних списков нет тех статей, которые вошли в Мясниковскую редакцию. Они присутствуют только в полных списках епитимийника, датирующихся временем с конца XV в. Исследование памятника было продолжено Р. Г. Пихоей, который отнес создание епитимийника «Аще двоеженец» ко второй половине XII–XIII в., а не ко второй половине XIV столетия, как это делал С. И. Смирнов [Пихоя, 1974, с. 9–16].

Выписки из «Аще двоеженец» представлены в Мясниковской редакции правил единым блоком в том же порядке, что в епитимийнике (см. табл. 3). Большинство статей, включенных в правила Константинопольского синода из «Аще двоеженец», восходят к «Вопрошанию Кирика». Однако там они следуют вразнобой, а одна из статей не находит соответствия.

Таблица 3. Порядок следования статей в «Вопрошании Кирика», епитимийнике «Аще двоеженец» и Мясниковской редакции

Близость переработки правил Константинопольского синода к епитимийнику «Аще двоеженец», а не к «Вопрошанию Кирика», доказывается и текстологическим сопоставлением. Так, в статьях 10–11 Мясниковской редакции дословно переписана епитимийная статья 34 «Аще двоеженец», которую редактор с помощью небольшого добавления переделал в вопрос и ответ. В других случаях редактор следовал за источником не столь буквально, сокращая его до нескольких слов, так что лишь обращение к епитимийнику позволяет понять, о чем идет речь в правиле.

Наиболее показательной является статья 16 о молитве над оскверненным сосудом, непростая для понимания уже в епитимийнике. Изначально в «Вопрошании Кирика» речь шла о том, может ли быть очищен молитвой оскверненный сосуд и зависит ли это от материала, из которого он изготовлен. Составитель «Аще двоеженец» подчеркнул, что возможность очищения зависит не от материала, а от содержимого – сосуд с гнилью должен быть уничтожен. Ход рассуждений хорошо прослеживается в «Аще двоеженец», но столь сильно сокращен в правилах Константинопольского синода, что почти теряет смысл, поскольку вопрос и ответ затрагивают разные темы.

Можно полагать, что переработка правил Константинопольского синода связана с формированием Мясниковской редакции Кормчей книги, составитель которой систематически сокращал и сводил вместе разные памятники. Время создания Мясниковской редакции не определено; М. Н. Тихомиров относил ее к эпохе митрополита Киприана [Тихомиров, 1941, с. 128–138]. Верхней границей служит датировка старших списков, относящихся к 10-м годам XV в. Это заставляет датировать Мясниковскую редакцию правил Константинопольского синода последней четвертью XIV или началом XV столетия. Очевидно, что к этому времени епитимийник «Аще двоеженец», из которого были сделаны выписки, уже существовал в полном объеме.

В XVI в. Мясниковская редакция правил стала известна в Речи Посполитой. В 1560 г. для Луцкого епископа в Пречистенском монастыре была подготовлена особая переделка правил, включенная в архиерейский Требник. В тексте был существенно поновлен язык и внесены значительные дополнения, что позволяет выделить данный список в Луцкий извод Мясниковской редакции правил синода 1276 г. (см. Приложение).

Архангельская редакция

К Кирилло-Белозерской редакции чрезвычайно близка переработка правил Константинопольского синода, которой можно дать название Архангельской по месту бытования старших списков. Она также содержит 33 статьи, однако несколько позиций отличаются от Кирилло-Белозерской редакции. Известно всего девять списков Архангельской редакции XVI–XVII вв., восемь из которых принадлежат канонической компиляции, важной если не по числу рукописей, то по значимости входящих в нее текстов. Это сборник устойчивого состава, включающий ряд памятников первостепенной важности для византийской и древнерусской культуры. Сборник открывается подложной грамотой Константина Великого – «Константиновым даром» в древнерусском переводе, который Т. И. Афанасьева связывает с именем митрополита Киприана [Афанасьева, 2019в, с. 116, 126]. Сюда же входит византийская компиляция «Книги законные», включающая Земледельческий закон и переработки некоторых титулов «Прохирона» [Медведев, 1984, с. 199–210]. По мнению А. И. Соболевского, Земледельческий закон и выписки из «Прохирона» вошли в «Книги законные» в южнорусском переводе [Соболевский, 1886, с. 352–358]; южнорусские черты и сербизмы в «Книгах законных» отмечали и другие исследователи [Медведев, 1984, с. 193–196].

Комплексное исследование сборника принадлежит Е. В. Беляковой, которая выявила основные источники его текстов [Белякова, 2022]. Тем не менее вопрос о времени и месте формирования компендиума по-прежнему вызывает сомнения. Исследование княжеских уставов, входящих в сборник, заставило Я. Н. Щапова предположить, что их переработка связана с Полоцкой епархией [Щапов, 1972, с. 106–109]. Некоторые другие тексты также, вероятно, происходят из Великого княжества Литовского, прежде всего формуляры ставленых грамот протопопам и духовникам, открывающиеся словами «Писмо датися священнику…». Сборник содержит одни из наиболее ранних списков таких формуляров. Наблюдения над рукописной традицией показывают, что подобная форма ставленых грамот получила широкое распространение в Великом княжестве Литовском. Эти формуляры были включены в архиерейский чиновник и служебник Киевского митрополита, формировавшийся на протяжении XV – первой половины XVI в., в том числе в Евхологий Киевского митрополита 1540 г. и в митрополичий служебник третьей четверти XVI в.[59], став непременной составляющей архиерейских книг западной части Киевской митрополии.

Несмотря на столь тесную связь с западной частью Киевской митрополии, нельзя сказать, что сборник в целом был составлен в Великом княжестве Литовском или Королевстве Польском. Основная часть текстов бытовала на всей территории восточнославянского региона и не несет выраженных языковых черт, характерных для западных земель. В сборник вошли сочинения, распространявшиеся на северорусских территориях: «Вопрошание Кирика» (в редакции Кормчих книг); «Предисловие покаянию» [Баранкова, 2018, с. 9–66]; подборка епитимийных правил (например, «Аще двоеженец»), уставов о посте и учительных текстов, характерных для рукописей, переписывавшихся в Московской Руси. Неизвестно ни одного списка этого сборника устойчивого состава, происходящего с территории Великого княжества Литовского.

Кроме того, правила Константинопольского синода, очевидно, были неизвестны собору литовских епископов, задававшемуся в первом десятилетии XVI в. тем же вопросом, который волновал русских епископов в XIII в.: в какой момент проскомидии и от какого агнца должен получить частицу рукополагаемый священник? Неудовлетворенные местными традициями и не найдя ответа на этот вопрос в книгах («сего же повелѣния у правилѣх святых не обрѣтохом»[60]), литовские епископы послали письмо Константинопольскому патриарху Иоакиму, а затем утвердили полученный от него ответ на соборе во время поставления на Киевскую митрополию Иосифа Солтана [Темчин, 2011]. Между тем преподание агнца рукополагаемому священнику рассматривалось в одной из первых статей Константинопольского синода. Если бы постановления синода имели хождение в Киевской митрополии, участники епископского собора были бы избавлены от необходимости принимать дополнительные решения.

Напротив, наиболее ранний список сборника, датируемый началом XVI в., в 1541 г. был вложен в монастырь Михаила Архангела в Архангельске[61]. Игумен Феодосий, упоминаемый во вкладной записи, назван также в грамоте Ивана Грозного на Двину, данной в 1543 г.[62] К этой рукописи восходит один из ранних списков XVI в., происходящий