Религия Библии. Христианство - Андрей Борисович Зубов

«во всем, кроме греха, подобного нам», — значит, вот это совер­шенство, божественное совершенство, нам открыто, ес­ли мы освободимся от власти греха. «Рожденного пре­жде веков от Отца по Божеству, а в последние дни ради нас и ради нашего спасения от Марии Девы Богородицы по человечеству, одного и того же Христа, Сына, Господа Единородного, в двух естествах неслитно, неизменно, не­раздельно, неразлучно познаваемого, — так что соедине­нием нисколько не нарушается различие двух естеств, но тем более сохраняются свойства каждого естества и со­единяются в одно Лицо и одну Ипостась, — не на два ли­ца рассекаемого или разделяемого, но одного и того же Сына Единородного, Бога Слова, Господа Иисуса Христа».

Как вы видите, две природы — Божественная и чело­веческая, но одно основание (ипостась) и одна личность, которые эти природы соединяют. Поэтому совершенно определенно в Хакидонском оросе Дева Мария именует­ся Богородицей. Мария родила не человека, не Мессию, но Богочеловека. Ее можно именовать человекородицей, как и любую мать, тут не будет ошибки, которую бы усмотре­ли крайние монофизиты, но для христиан важно то, что она именно Богородица. И важно то, что на Кресте страдал именно Богочеловек. Максим Исповедник с предельной жесткостью утверждает это: «Мы правильно говорим, что Один из Святой Троицы был на кресте. Одна из ипоста­сей (Святой Троицы. —А.З.) приобщилась нам полностью, в соответствии с тем, что говорит апостол: „В Нем обитает вся полнота Божества телесно" [Кол. 2:9]. Это „полностью". показывает, что Он воспринял человека целиком»[101].

Богочеловек страдал на кресте, и это настолько важно, что вошло в Символ веры, в Credo, когда говорится «нас ради человек и нашего ради спасения сшедшего с Небес и вопло­тившегося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечивше- гося», и дальше сразу — «распятого за нас при Понтийском Пилате, и страдавшего, и погребенного». То есть что Он, воплотившийся от Святого Духа, действительно страдал, что это не видимое только, как учили гностики и ныне учат му­сульмане, а действительное невыразимое страдание, о чем ясно свидетельствует и евангельское описание. Бог страдал на Кресте! До сих пор многие философы и верующие не­христиане говорят, что это невозможно, но христиане под­черкивают, что без этого факта нет христианства. Потому- то и включен он в очень сжатый Символ веры.

Когда мы говорим, что это невозможно, мы исходим из очень упрощенного понимания совершенства: что со­вершенная полнота чужда страданию. Да, чужда страда­нию внутри себя. Но один вид страданий ей свойственен: это страдание неразделенной любви. Для отношений Лиц в Боге характерна любовь как форма существования и как результат любви — единодушие. А в нашем мире никакой любви между человеческими ипостасями нет. И мы ви­дим в Евангелии, что кто-то любил Иисуса, а очень мно­гие Его ненавидели, и стремились убить, и гнали, и сколь­ко раз обрекали на смерть. Так что Он страдал от этого. Он страдал физически, потому что Его били и мучили, но главное — Он страдал от того, что Его любовь ока­зывалась неразделенной, не разделенной другими ипо­стасями его человеческой усии. И поэтому совершенное Божество страдало. Оно страдало не от боли от гвоздей, которые вбивались в руки, и не от уксуса, который на ко­пье в губке подавали стражники, — Оно страдало от не­нависти человеческой. А эти гвозди, этот уксус — это бы­ла лишь материализация ненависти.

Но Иисус знал, на что Он шел, знал, что кульминацией ненависти будет суд, казнь и мучительная смерть. И Он со­гласился на это великое страдание добровольно, ради то­го, чтобы тех, кто хочет быть с Ним, избавить от страшного вечного отчуждения от Бога. Так же как Он с Отцом — одно, так же и люди могут стать с Отцом — одно, через Него. И вот как раз Халкидонский орос говорит о том, что нераз­дельно и неслиянно могут пребывать Божественная и че­ловеческая природа во Христе, так же точно в Боге чело­век может быть нераздельно и неслиянно. Он будет вполне в Боге, и в то же время он будет особой личностью — не­слиянно, но и нераздельно. Это великая тайна, и дальше этого христианское богословие не идет. Важно для нас то, что эта возможность открыта. И эта возможность раскры­та в Халкидонском оросе 451 года.

Два желания в одной личности Иисуса Христа

Позднее возникла мысль о том, что не только личность од­на, но и воля одна. Если первая идея, что одна природа, — это монофизитство, вторая идея — две ипостаси и даже два лица в Иисусе — несторианство, то третья идея — когда одна воля в единой Личности Христа, — это монофелит- ство (от слова веХу^а — желание). В сущности, это учение появилось как идеологический компромисс. Император Геракл (Ираклий) (правил с 610 по 641год) стремился со­брать все силы империи и освободить завоеванные пер­сами провинции. Для этого недостаточно было мощной армии. Необходимо было идейное единство все более рас­калывавшейся империи Ромеев. Египет, желая независи­мости от греков, опирался на монофизитство, противопо­лагая его учению Константинополя, сформулированному в Халкидоне. Сирия и Месопотамия настаивали на несто- рианстве. Что тут было первично, политика или религиоз­ное умозрение, сказать ныне нелегко. Необходимо было создать такую версию исповедания христианства, которую бы приняла если не вся империя, то большинство христи­ан в большинстве провинций. Следуя воле императора, константинопольский патриарх Сергий (610-638) вме­сте с Александрийским папой Киром и Римским папой Гонорием разрабатывают учение о том, что две природы Иисуса Христа соединены одной «Богомужней волей». Это учение было провозглашено как официальное исповеда­ние Церкви императорским эдиктом (экфесисом) в 638 го­ду. Еще до издания экфесиса большинство монофизитских и несторианских церквей Востока и Египта воссоедини­лись на этих принципах с Константинополем. Так, в 633 го­ду Каринский Собор Армянской Церкви признал новое учение. Повсюду служились объединительные литургии. Предстоятели до того враждебных Церквей причащались из одной чаши и целовали друг друга перед лицом ликую­щих собраний христиан. К тому времени разгромивший персов император Геракл мог торжествовать не только по­литическую, но и идейную победу.

И тут появляется монах Максим (580-662), которого потом назовут Исповедником, который начинает обли­чать экфесис как еретический документ, а предложенное императором и патриархом учение, принятое почти всем христианским миром, как ошибочное и, в конечном счете, разрушающее надежду христиан на обожение. Он убедил в своей правоте 74-го Римского папу Мартина. И они вме­сте на Латеранском Соборе в Риме в 649 году объявляют учение об одной «Богомужней воле» Иисуса Христа оши­бочным и утверждают учение о двух природах и двух волях в единой Личности Христа, объясняя, что