Гуттаперчевый человек. Краткая история российских стрессов - Яков Моисеевич Миркин

затем – к потерям и застою во всем, прежде всего, в технологической базе общества и в благосостоянии семей.

Эти ложные выборы невозможно не вспоминать, пытаясь понять, что должно объединять нас на десятилетия вперед. Общество муштры, надзора конца 1820-х – начала 1850-х, яркого централизма привело к технологической слабости России и поражению в Крымской войне. Государство, при всем его блеске, существовавшее, как табель о рангах. Даже элита, по сути, была на казарменном положении – отправить, посадить, подвергнуть. Человек как распорядительная единица, если только он не предмет торговли, заклада и рекрутчины на 20–25 лет, как это было в отношении большинства крестьянского населения.

Традиционализм 1880-х – 1890-х породил эффект наглухо закрытого парового котла. Его смысл все тот же – жесткие, пирамидальные иерархии, как в жизни, так и в идеологии. Приведение голов к одним и тем же границам. Панцирный порядок в умах и в институтах общества. Оборотная сторона – тлеющая почва, расцвет «измов», в которых насилие – это счастье самопожертвования. И снова – слабости в технологиях, бедствие в умах, так ясно показанные войной и революцией 1905 г. И уже тогда первое явление черного передела, массового желания отнять и разделить «награбленное» со всей страстью.

Люди – это единицы, призванные решать государственные задачи, как их понимает первое лицо? Когда государство – это он сам? Нигде не проявилась эта ошибка так ярко, как в войне 1914–1917 гг. Чтобы бросить в топку мировой войны свой собственный народ в конфликте между кузенами, у элиты должно быть ясное понимание народа как счетных единиц, как никогда не вырождающейся почвы, без душ, без любви, подчиненной субъективно понятым государственным интересам.

Результат – разрушение общества и уникальная, первая в мире попытка построить административную экономику, в которой собственность и деньги – ничто, а власть и идеология – всё.

Какой всплеск энергии дали новые люди, получившие власть! И как целеустремленно она угасала 70 с лишним лет! Вместо традиционных верований – марксизм с его сладкой, почти христианской оболочкой. Вместо свободы – жесткая вертикаль, заранее известные ходы. Вместо «обогащайтесь» – прикрепляйтесь, добывайте блага по очереди. Вместо благоденствия – борьба и мобилизация. Вместо открытости – высоко поднятые стены. И вместо свободной человеческой конкуренции, поднимающей наверх самых умных, талантливых и сильных, – негативный отбор. Ни в один момент административной эпохи интересы народа, интересы и имущество семей не ставились во главу угла. Вновь расчетные единицы, потребляемые, передвигаемые, возбуждаемые мечтой, чтобы достичь – чего? Великого государства, всемирной победы системы.

А что дальше, когда все это сломалось? Что стало во главу угла? Думаете, люди, их семьи, их интересы? Их состоятельность? Нет, конечно! Идея свободы и рынка как фетиш, как новая религия! Отпустить, отдаться плаванью, раскрыться, подставить грудь свободному ветру. При абсолютной уверенности, что народ плох и его нужно держать в руках.

Все равно, что пустить лису в курятник. Или встать на ринге – в глобальной экономике – и опустить руки. Вновь всплеск, только темной энергии – все взять, что плохо лежит, скушать внутреннее производство импортом, извлечь как можно больше злата из российской руды. И неизбежно отстать от мира, попасть в зависимость от импорта, и разделиться на тех, у кого – всё, и тех, у кого – совсем мало. И где-то там, в сознании народа, вновь копить желание всё переделить.

Почему так много ошибок? Величие государства как цель – да, было. Личная власть, торжество самолюбия? Да, конечно. Но ошибок нет, только когда за историческим выбором, не на словах, а на деле, стоит благо народа, не абстрактное, а очень конкретное – как общества всеобщего благосостояния, как массы семей, растущих в имуществе, доходах, богатеющих из поколения в поколение. Ведущих себя независимо, конкурирующих, рождающих все новые идеи. Подбадриваемых стимулами, идущими от государства.

Конечно, можно попытаться их усмирить. Управлять массовым сознанием через конфессии – занять обычаями и ритуалами, идеями, ниспосланными свыше. Переключить на гордость своей историей и государством, на воображение себя героями. Обозначать врагов как главное препятствие для райской жизни, дать всем понять, что мощь растет. Сводить к обрывкам знания об обществе, желтеть, играть, быть ниже пояса и развлекать. А информацию – разбить, перегородить, подсластить, переключить на глупости, наладить личный надзор и, наконец, дать рейтинги за правильное поведение.

Все это возможно. И мобилизоваться, и проникнуться сознанием высших идей, и встать, как один. Но возможно ли, опираясь на все это, обеспечить динамику общества и экономики на опережение всех других? Особенно когда исправно публикуются списки российских миллиардеров, а неравенство растет.

Вся российская, да и мировая история подсказывает, что нет.

«Другая» национальная идея – это «обогащайтесь», становитесь на ноги, семьями и домами, большим средним классом, на долгие времена, будьте независимыми, создавайте новое, но и будьте все вместе, никогда не забывая ни традиции, ни общие ценности, ни свою историю, защищая общество, народ, Отчизну.

А государство своей политикой сделает все возможное, создаст максимум стимулов, чтобы помочь во всем этом российским семьям.

Обычно это называется социальная рыночная экономика. Именно в ней свобода и необходимость, государственное и частное находят оптимум.

Найдется он и в России.

В. Кандинский

Другая модель общества

Что нужно? Найти именно ту золотую середину между свободой и принуждением, между интересами общего и частного, которая больше всего соответствует историческим и культурным традициям, высвобождая наибольшую энергию для роста и инноваций.

Какую модель общества искать? Англосаксонскую? Общество эмигрантов, любящих новенькое и риски? С минимальным участием государства во всем? Нет, не получится. Мы – другие. Азиатскую экономику особого пути? Всей кожей мы чувствуем, что и здесь мы другие. Такого соединения прилежности, дешевизны, умеренности, желания учиться и подчинения – нет, не получится. Скандинавскую экономику? Мы и так гнемся от тяжести налогов. И как добиться уникальной способности расходовать экономно, спокойно и аккуратно в пользу каждого? Германскую модель? Экономику благосостояния для всех, по Людвигу Эрхарду? Умеренную, взвешенную, состоятельную, технологичную.

Было бы замечательно, но точности и дисциплины может не хватить. Методичности.

Или все-таки средиземноморская модель? Испания, Италия или даже Франция? Там больше государства, чем в Германии, и это напоминает нас.

Так сделаем? Поставим цель не на словах, а на деле? Спросим себя – как совершить? И как, наконец, начать быстро расти? Мировая экономика, хозяйство развитых стран растут гораздо быстрее, чем Россия. А мы – когда и как? Самое главное, как?

Известно только одно: мы будем метаться и болеть, как общество, пока не найдем правильные ответы на