Богини: тайны женской божественной сущности - Джозеф Кэмпбелл

добрым и не быть злым; и вторая – необходимо подняться над парами противоположностей, выйти за пределы добра и зла, признавая, что и вы, и этот мир – это проявления взаимодействия двух этих полюсов. И Пелею стало доступно это откровение.

На этом кратере (рис. 140) изображены Дионис и его мать Семела. Они здесь ровесники, в своем вечном воплощении, просто мужчина и женщина, мать и ее дитя, но одновременно и спутник, духовный супруг женщины. Между ними изображен фиал с вином – позднее в нем будет Кровь Господня во время христианской мессы. Очень интересны жесты изображенных: это мудра, символический жест, который используется в индуистской медитации и обозначает силу и жизненную энергию сознания в этом мире. То же самое изображено на сценах коронации Святой Девы Христом в раю, это – вневременное пространство отношения матери к тому, кто пришел в этот мир как ее дитя.

Рис. 140. Дионис и Семела (кратер, Древняя Греция, 550 г. до н. э.)

В 1837 г., на раскопках в Петроасе, в месте под названием Бузэу, в Румынии, была обнаружена орфическая чаша, которая в числе прочих предметов – всего нашли двадцать один артефакт – была там закопана, возможно, во времена гуннов. Во время Первой мировой войны ее перевезли в Россию, чтобы сохранить от германских войск, а впоследствии, при коммунистах, расплавили на золотые слитки. Но, к счастью, зимой 1867–1868 гг. эта коллекция находилась в Англии, где ее сфотографировали и создали копии предметов с помощью метода гальванопластики.[145]

Рис. 141. Чаша из Петроасы (золотое литье, Румыния эллинистического периода, III–IV вв. до н. э.)

В центре этой чаши изображена Деметра, восседающая на мистической корзине (рис. 142), в руке у нее кубок, который можно воспринимать как грааль или фиал с кровью Диониса, украшенный изображением виноградника. Вокруг расположены шестнадцать фигур, а следуя за ними, мы сможем пройти все мистическое странствие, шаг за шагом.[146]

Внутренний круг вокруг Богини изображает состояние ума узника, не прошедшего обряд инициации. Он живет, словно погруженный в сон, и все, что он видит, – как пес пожирает кролика. Все исполнено печали, одна жизнь вырастает из другой отнятой жизни, львы пожирают газелей, леопарды пожирают газелей, газели питаются растениями, псы пожирают псов. О горе! Зачем вообще тогда жить?

Рис. 142. Центральная фигура на чаше из Петроасы (золотое литье, Румыния эллинистического периода, III–IV вв. до н. э.)

Но если мы прошли инициацию и познали игру вечных форм в их временном обличье, то нас озаряет свет, разгоняющий нашу печаль.

И тогда поется песнь подобно песне Орфея, растерзанного менадами, когда он не сумел вернуть Эвридику из царства Аида. А оторванная голова Орфея плыла вниз по реке, продолжая петь, и ее вынесло на берег на острове Лесбос, где родилась лирическая поэзия.

Вам всегда приходится обезглавливать себя и позволять этой голове петь, забыв о земной жизни. Но если вы прошли инициацию, то вы знаете, что это всего лишь поверхностное отображение вселенской гармонии. Как говорит Гёте: «Прекрасно все, что создал Бог» (перевод Д. С. Мережковского).[147]

Любая борьба, все противоречия стихают в области божественного. И вы можете избавиться от страха и желаний, замерев в экстазе, в творческом оцепенении, и мир споет для вас свою песнь. Вот она. Как гласит евангелие от Фомы: «Но царствие Отца распространяется по земле, и люди не видят его».[148] Мы его не видим, потому что нам страшно и нас переполняют желания, но избавьтесь от них – и вы его увидите.

Итак, в этом состоянии находится тот, кто мечтает, и вокруг мы видим путь инициации, возможность его пройти и осознать свою андрогинность – в метафизическом смысле – и собственное бессмертие, как и собственную смертность. Осознав это, вы поймете, что с вами все в порядке, – и с миром вокруг вас тоже.

Рис. 143. Дева Мария, vièrge ouvrante[149] (резьба по слоновой кости, Франция, дата неизвестна)

Глава 8

Любовь

Женственность в европейском романтизме[150]

Много лет назад, в 1957 г., я был на конференции в Японии с Митчем Айяди и Джо Китагавой, двумя выдающимися исследователями в области сравнительного религиоведения из университета Чикаго. Оба они приехали в Японию со своими женами, а я был один, и мы собирались отправиться из Осаки в Кобэ поездом. А эти японские поезда прибывают точно по расписанию; стоит им на пару секунд опоздать, так сразу по радио приносят извинения.

Поезд прибыл на станцию, и двери открылись. Мы шли по направлению к поезду. Наши женщины шли впереди, за ними Джо, Митч и я, а позади нас шел носильщик с нашим багажом. Поезд прибыл, двери распахнулись, две жены вошли внутрь, двери захлопнулись и поезд отправился в Кобэ.

Сначала нам стало смешно, а потом мы вдруг поняли: боже, ведь наши женщины не знают японского! До Кобэ нужно было проехать три станции, и мы весь вечер метались в поисках наших потерянных жен. А носильщик сказал Джо: «С японскими женами такого не могло бы произойти. Они всегда идут позади нас».

И тогда мне пришли в голову строки из «Фауста» Гёте, ставшие одной из главных тем моих размышлений: «Das Ewigweibliche, zieht uns hinan» («Вечная женственность, тянет нас к ней»).[151] Да, они тянули нас за собой в тот вечер, это уж точно, и мы отправились на поиски наших женщин.

Все эти истории о взаимоотношениях мужчины и женщины проявляются в незначительных привычках и обычаях, которых мы даже не замечаем, но в них скрывается глубокий смысл, уходящий корнями в далекое прошлое. Говоря о женственности на Западе, я хотел бы представить вам две абсолютно противоположные друг другу традиции. Одну я обозначил бы как европейскую традицию «Das Ewigweibliche/Zieht uns hinan» («Вечная женственность / Тянет нас к ней»[152]). Здесь образ женщины возвышался над всем по крайней мере на протяжении 25 000 лет. Палеолитические пещеры и найденные там маленькие фигурки Венер – ровесницы хомо сапиенс в Европе.

Примерно около 10 000 лет до н. э. появляются свидетельства возникновения сельского хозяйства и одомашнивания животных. Теперь мы от охоты и собирательства переходим к оседлым сообществам людей. Они постоянно разрастаются, некоторые поселения превращаются в центры торговли; из них затем образуются города.