У жизни свой план. Самоподдержка в периоды тревоги и перемен - Латушкина Екатерина

Я не пойду чистить зубы.

Ты за меня не решаешь, я хочу играть, я не хочу ходить в садик.

Нельзя мороженое? Ты самая плохая мать на свете. Это самый плохой день.

Я не хочу никаких приключений.

Я злюсь на то, что пятилетний ребенок не поступает так, как мне нужно. На то, что он портит мне утро. И снова требуются вдох, выдох и шаг назад от злости, от раненой, обиженной детской части меня, которая кричит: «Ну почему не по-моему?! Почему он не слушается? Не делает так, как мне нужно?!» И еще один шаг — от чувства вины, вопящего: «Ты и так испортила жизнь ребенку этим разводом и своими новыми отношениями». Отступив, я нахожу внутри себя взрослого, который сначала молчит, а потом очень коротко отражает чувства сына и напоминает ему — мама рядом, мама поддержит:

Ты не хочешь это делать, я понимаю.

Ты устал.

Ты обижен.

Сейчас ты злишься.

Ты расстроен. Когда будешь готов, приходи, я тебя поддержу, обниму.

В ответ на эти слова я могла слышать отказ от всех предложенных вариантов и многоэтажные проклятия. На них я уже не отвечала: один раз предложить поддержку достаточно.

Всегда ли так получалось? Нет. Иногда меня сносило, и я начинала все эти:

Если ты сейчас не уберешься, то не будет никакого планшета!

Считаю до трех и отменяю гостей в субботу, если ты не начнешь одеваться!

Каждый такой эпизод усиливал мое чувство вины. И каждый эпизод мы с сыном проговаривали. Когда я была неправа, просила прощения, объясняла, как работает механизм спуска злости. Рассказывала ему, что мне не нравится ругаться, что мне очень хотелось бы договариваться другими способами. Повторяла, что люблю его, даже когда ругаюсь, и что он для меня никогда не плохой.

Крайне важно проговаривать все эти аспекты с ребенком, ведь именно с этим потом, уже во взрослом возрасте, приходится работать в терапии — с остаточными ощущениями чего-то непонятного из детства, когда сыну или дочери не объясняли происходящее, а единственным для маленького человека способом истолковать ситуацию было принять убеждение «я плохой».

Мой новый мужчина, даже будучи в депрессии, пытался общаться с сыном, но для него это было большим триггером переживаний из-за расставания с собственной дочерью, поэтому давалось нелегко. Сын же, с самого начала видя мое отношение к новому мужчине, был к нему максимально расположен, проявлял интерес, расстраивался, когда мы возвращались из детского сада, а мужчины не было дома.

Если сейчас вы в чем-то узнаёте свою ситуацию, знайте: вы не одиноки в этих сложностях. С детьми непросто и вне кризисов, и вне разводов, в нашей жизни всегда что-то происходит, взрослому приходится одновременно решать много задач. Уставать от этого — нормально, испытывать самые разные чувства — нормально. Это не делает нас плохими родителями, скорее, делает нас живыми. Важно заботиться о себе, отдыхать физически в первую очередь. Без этого будет постоянный дефицит сил справляться с эмоциями, своими и ребенка.

И я верю, что каждый родитель, если он не голоден и не вымотан, может отступить от эмоций, за которые потом накрывает виной, и сделать шаг к своей крепкой взрослой части, которая в состоянии выдержать чувства свои и ребенка и дать нужную поддержку.

И вот мы с моим новым мужчиной здесь: приняли сложное решение быть вместе, чтобы сделать жизни друг друга ярче, наполнить их счастьем, но вместо этого попали в какую-то паутину, из которой непонятно как выбраться. Нет никаких правил. Есть он, я, мой ребенок. И депрессия, которая постепенно заражает и меня, не дает нам наслаждаться тем, к чему мы шли через большое количество сложностей.

Могу себе представить мысли читателей: «Да какой же она психолог, если не смогла сохранить свою семью и так или иначе вмешалась в чужую? А как же положенный по рекомендациям специалистов хотя бы 6–9-месячный перерыв в отношениях? А взвалить на свои плечи депрессию возлюбленного — это же какое-то спасательство!»

Как я попала в эту ловушку, я же психолог? А психологи должны быть идеально проработанными людьми, которые принимают только верные, исключительно социально одобряемые решения. Когда они попадают в сложные ситуации, то не испытывают шквала негативных чувств, не подвержены депрессии и принимают сложности без испуга.

С того самого момента, как я поняла, что хочу расстаться с мужем, и сообщила ему об этом, неделю за неделей я ходила на личную терапию с этим набором убеждений. Я могла не говорить об этом прямо, но знаю, что это сквозило. Сверху на эти убеждения навалилась история с новым мужчиной. И потом их совсем уж придавила депрессия.

В личных сессиях мы с психологом раз за разом повторяли, что всё происходящее — это жизнь, которую не построить по идеальному сценарию основ психологии. Что для решений, которые я принимаю, нужно много честности и смелости. И абсолютно нормально испытывать все те чувства, с которыми я сталкиваюсь, пока выстраиваю новую систему отношений с бывшим мужем и сыном, поддерживаю своего нового мужчину, продолжаю учиться, не обделяя при этом вниманием и вовлеченностью собственных клиентов.

В какой-то момент я решила услышать второе мнение и взяла дополнительные консультации у своего самого первого психолога. Эта очень рациональная женщина назвала происходившее со мной и принятые мною решения «зрелыми, жизненными, такими, которые необходимо пережить».

Рекомендуемые психологами 6–9 месяцев одиночества после развода или расставания — это время, необходимое для того, чтобы услышать себя, понять, чего ты хочешь, и не наступить снова на те же грабли.

Несмотря на то что еще за многие годы до развода я училась слушать себя и понимать, чего хочу на самом деле, эти полгода (или больше) без отношений для меня тоже не стали бы лишними. Но так было бы при идеальном развитии событий, а то, что мы имеем в реальности, — это настоящая жизнь живых людей, с непредсказуемыми случайностями и чувствами, без которых весь процесс окажется бессмысленным. Наше жгучее желание стать идеальным и выстроить безошибочно точный жизненный маршрут, чтобы не столкнуться с потерями, разочарованиями и сложностями, — это большая иллюзия, которая не терпит неопределенности и влияния внешних событий.

Однако мир полон неопределенности. И если ты совершаешь какие-то действия, направленные на то или иное развитие, то неминуемо раскручиваешь возможность разных сценариев вокруг себя. Некоторые из этих сценариев не впишутся в твою рациональную стратегию безошибочного маршрута.

Психолог — профессия нестандартная. Помимо нескольких тысяч часов обучения, она подразумевает огромный пласт работы над собой — сотни часов личной терапии и ежедневное воплощение результатов внутренней работы и полученных знаний в собственную жизнь. Этический кодекс психотерапевтической ассоциации[5], в которой я состою и прохожу аккредитацию на данный момент, предлагает нам такие главные принципы: компетентность, уважение, ответственность и честность.

И эти принципы не делают психолога идеальным человеком. Если ты соблюдаешь принцип честности, то уже знаешь, что ты не идеальный. Эти принципы не наделяют умением не совершать ошибки. Но, соблюдая их, ты можешь признать свою ошибку, постараться ее исправить и больше не допускать. Эти принципы не исключают вероятность попасть в сложную ситуацию. Но они учат выходить из нее, соблюдая компетентность, уважение, ответственность и честность.

Когда психолог сомневается в себе, в своих решениях, в своей компетентности, он ответственно идет на личную терапию, супервизию, к психиатру, если это необходимо. Честно признаёт свои проблемы, чтобы коллеги могли оценить его состояние. Тем самым он проявляет уважение к себе, к своим клиентам и к людям, с которыми взаимодействует по жизни.

Для психолога, как и для любого другого живого человека, единственная возможность никогда не попадать в сложные, неудобные ситуации или, если уж попал, не реагировать на них эмоциями, усталостью или даже минутным отчаянием — это стать роботом. Но тогда он не сможет пользоваться одним из своих важнейших навыков — эмпатией.