Эротика - Лу Андреас-Саломе

Ночь окутывает теперь Ницше. Его прежние идеалы, его здоровье, его работоспособность, его деятельность, – все, что давало его жизни свет, яркость и тепло, все одно за другим исчезало под развалинами. Началось для него время тьмы.

Сочинения Ницше, принадлежащие к этой поре, уже не почерпнуты им, как прежние, из избытка накопленного и приготовленного им материала; они рассказывают, скорее, о том, как он ориентируется среди окутывающей его мглы и ощупью идет вперед; они представляют мучительные, трудные, но, наконец, победные шаги к темной цели.

«Когда я один шел дальше, – говорит он много лет спустя об этом времени, – я весь дрожал: еще немного, и я сделался больным, более, чем больным, – уставшим от невыносимого разочарования во всем, чем мы, современные люди, можем еще вдохновляться…» Но не с жалобами на устах прокладывает он путь себе среди развалин. Особое достоинство произведений той поры заключается в том, что «страдающий и терпящий лишения говорит так, как будто бы он не был страдающим и терпящим лишения».

И опять он творит и открывает новое. Он спускается глубоко под мир развалин, подкапывается и добирается до их оснований и ищет привычным к темноте глазом скрытых сокровищ и тайн земных глубин. Подобно Трофонию, он лукаво всюду пробирается и из своей глубины объясняет то, что делается наверху, – разрешает загадки мира. Таким он нам является «среди своей подземной работы». В то время как привычные, обжитые и дорогие ему идеи манят его обратно, он, не защищаясь, отдается идеям, по отношению к которым чувствует себя еще чужим и даже в глубине души противником. Можно даже сказать, что кажущаяся внутренняя несамостоятельность, с которой Ницше вначале отдается чужому образу мыслей, служит доказательством героической самобытности его духа.

Это нужно иметь в виду для справедливой оценки внезапного идейного переворота Ницше и для того, чтобы понять происхождение его первого позитивистского произведения, так странно и неожиданно вышедшего из его головы, точно Афина из Зевсовой. В 1876 году издано последнее из его «Несвоевременных размышлений», восторженная книжка «Рихард Вагнер в Байрейте», а уже зимой 1876/77 года составился его первый сборник афоризмов «Человеческое, слишком человеческое» – книга для свободных умов (посвящена памяти Вольтера, 100-летней годовщине со дня его смерти 30 мая 1778 года), с прибавлением отдельных изречений и мыслей. В этом сочинении так ясно отражается тогдашняя раздвоенность его мыслей, что оно состоит из двух совершенно противоположных составных частей: с одной стороны, мы видим несамостоятельного еще позитивиста, который не выдает своих новых идей за собственные, а только знакомит нас с тем, как он теперь себя чувствует, какая «новая кожа» теперь на нем; с другой стороны, мы видим прежнего борца и мученика Ницше, который решился разорвать со своими прежними идеалами. В этой борьбе он обнаруживает потрясающую глубину оригинальной жизни идей благодаря рвению, с которым он борется против своего прежнего «я». Этим объясняется беспощадность и резкость нападок на Вагнера. Очень характерно для такой неожиданности переворота в идеях Ницше то, что и на этот раз «пусковым курком» новых воззрений послужили личные отношения. Так же как борьба против старого идеала сопровождается разрывом с Вагнером, так новый идейный мир воплотился для Ницше опять-таки в отдельной личности. Солнцем, вокруг которого вращалась новая система планет-идей, был Пауль Рэ.

Если в отношении Ницше к Рихарду Вагнеру сильнее всего проступало преклонение перед ним, то дружба с Рэ носила скорее характер духовного товарищества, которое не нарушалось даже тем обстоятельством, что друзья жили далеко друг от друга.

Чем глубже физическое страдание обрекало его на одиночество, чем уединеннее и «безлюднее» он вынужден был жить, тем с большей страстностью мечтал он о друге, который превратил бы его одиночество в чудесное «спарринг-партнерство» (Zweisamkeit): «десять раз на дню мне хочется обсуждать с Вами судьбы мира» (письмо из Базеля, декабрь 1878 года); «всегда в мыслях я связываю мое будущее с Вашим» (из Женевы, май 1879 года). «От многих желаний я должен был отказаться, но ни за что не откажусь от желания жить с Вами вместе» (из Наумбурга, октябрь 1879 года). Невыносимые боли и припадки, от которых страдал Ницше, будили в нем мысли о смерти, и это придавало каждому новому свиданию друзей особенно глубокое значение. Взгляды их в течение этих лет становились тем более общими, что им приходилось много работать совместно. Рэ доставлял Ницше большинство книг, в которых последний нуждался, и, щадя его глаза, читал ему вслух, когда они были вместе.

Дружба с Рэ была первоначальным источником позитивизма Ницше и его отрешения от прежнего идеализма. Большое значение имело для Ницше сочинение Рэ «О происхождении нравственных ощущений» (1877), которое сделалось на некоторое время позитивистским катехизисом Ницше. Влечение к позитивизму он почувствовал главным образом потому, что находил в нем ответ на поднятый в книге Рэ вопрос о происхождении нравственных понятий. Он самым тесным образом примкнул к последователям английской школы, которая, как известно, сводит все нравственные побуждения к пользе, привычке и забытым, но существовавшим прежде, утилитарным причинам.

В этом духе написана книга Ницше «Человеческое, слишком человеческое», представляющая, как указывает само заглавие, беспощадную критику «человечности», того, что раньше он называл святым, вечным, сверх-человеческим. Чтобы видеть, с какой резкой односторонностью и преувеличением Ницше идет здесь против самого себя, стоит проследить за его теперешними взглядами относительно тех четырех пунктов, которые в его предыдущем философском периоде несли главную нагрузку: «вакхическое начало», понятия декаданса, «несвоевременного» и «культ гения». Прежнее место Диониса занимает теперь столь презираемый прежде Сократ; его Ницше признает охранителем храма новой истины. Эта победа сократического начала, рассудка и мудрого бесстрастия над началом вакхическим, то есть эскалацией страстей и самозабвенностью жизненного упоения, находит высшее свое выражение в следующем изречении Ницше: «Научный элемент в человеке представляет дальнейшее развитие художественного… художник, в сущности, отсталое существо… Чувство не последнее, не коренное в человеке, за чувствами стоят суждения и оценки, которые уже переходят к нам по наследству в форме чувства». Теория первостепенной роли разума разбивает прежний ницшевский культ гениальности: «О, как дешева слава гения! – говорит он теперь. – Как быстро воздвигается ему трон и преклонение перед ним входит в обычай. Люди все еще стоят на коленях перед силой по старой рабской привычке, а между тем, если бы установить степени права на поклонение, то решающей была бы лишь степень силы разума» («Утренняя заря»). Стремление «разложить в спектр» чудо гениальности