Психология достоинства: Искусство быть человеком - Александр Григорьевич Асмолов

Подобные сюжеты пересказывают в качестве шуток, но я вижу здесь варианты того, что можно назвать «эффектом преадаптации» – действием, за которым нет готовых алгоритмов.

По-своему удачно контекст преадаптации определил когда-то Виктор Черномырдин: «Никогда такого не было, и вот опять!»

Человек привык основывать решения на прошлом опыте; но жить ему приходится в мире, соответствующем определению Черномырдина: которого никогда не было – и вот опять! Не столько опыт, сколько воображение сможет вытолкнуть его вперед и вверх.

Дело даже не в том, что темп социальных изменений велик, а в том, что он настолько велик, что к нему нет шансов успевать адаптироваться. Если мы адаптируемся, то всегда застреваем в прошлом. Если мы только адаптируемся, пытаемся подстроиться под то, что уже случилось, – мы всегда позади, мы всегда дезадаптированы, мы заведомо проиграем. Людям надо привыкнуть опережать взглядом свое время, не боясь использовать новые изобретения и опираясь на новые социальные практики взаимопомощи.

Почему китайцы влюбились в фантастику

В 2007 году писатель-фантаст Нил Гейман побывал на первом китайском научно-фантастическом конвенте (фестивале), поддержанном государством и одобренном партией. В какой-то момент он спросил у официального представителя властей, почему такое мероприятие вообще стало возможно, если прежде на научную фантастику в Китае не просто косились с неодобрением, а считали ее подозрительной и контрреволюционной. На что ему ответили: «Если китайцам приносили схемы, они создавали великолепные вещи. Но они ничего не улучшали и не придумывали сами. Они не изобретали. И поэтому мы послали делегацию в США, в Apple, Microsoft, Google и расспросили людей, которые придумывали технологии завтрашнего дня, о них самих. И обнаружили, что самые большие умы, те, кто направлял ход технического прогресса, читали научную фантастику, когда были мальчиками и девочками».

То есть 14– и 15-летние подростки, которые в будущем стали молодыми лидерами ведущих компаний, обожали Брэдбери, Азимова, Саймака. Они влюблялись в «Вино из одуванчиков», они смотрели «Звездные войны» и ныряли в иные миры.

После этого китайские коллеги вложили средства и усилия в поддержку любителей фантастики и писателей-фантастов, создали целые «долины фантастики». И мы видим, как теперь китайские фантастические романы становятся мировыми бестселлерами.

Пожалуй, далее других в апологии этого тезиса пошел израильский ученый Юваль Ной Харари, написавший научный бестселлер «Sapiens: Краткая история человечества»[33].

Харари стремится показать, что человек стал «царем природы» благодаря тому, что оказался единственным животным, способным организовывать гибкое сотрудничество с неограниченным числом участников. Далее Харари доказывает, что способность сапиенса к такому сотрудничеству проистекает из его уникальной способности верить в вещи, существующие исключительно в воображении. Автор утверждает, что все широкомасштабные системы человеческого сотрудничества обязаны своим появлением способности человека к вымыслам.

Шок будущего

Некоторую бравурность этого вступления придется уравновесить драматическими и трагическими нотами.

«Цифровая трансформация» служит источником для огромного расширения возможностей жизненного выбора, но она же подталкивает к бегству от выбора, к надежде вернуться в спокойное и предсказуемое прошлое, где все решено за тебя.

Когда-то социолог и философ Элвин Тоффлер придумал термин «Третья волна» для описания сверхиндустриального общества, черты которого формировались вслед за научно-технической революцией с 1950-х годов. Он назвал «шоком будущего»[34] то психологическое состояние отдельных людей и целых обществ, которые сталкиваются с восприятием «слишком больших изменений за слишком короткий период времени». Такая перемена ошеломляет людей. Тоффлер утверждает, что ускоренные темпы технологических и социальных изменений оставляют людей разобщенными, и они страдают от информационной перегрузки, от «сокрушительного стресса и дезориентации».

В ситуации шока от сложности люди так или иначе пытаются пойти по пути, который особенно ясно проанализировал уже другой философ и психолог Эрих Фромм в своей работе «Бегство от свободы».

Речь идет и о бегстве от критического мышления, позволяющего преодолевать эгоцентризм и видеть весь мир не с одной лишь точки зрения. Бегство от свободы и отказ от критического мышления приводят человека либо к группомыслию, либо к безмыслию. Именно эти синдромы возникают в ситуациях политического, социального, психологического эгоцентризма, веры в возможность уютно устроиться в мире, защищенном психологической слепотой и глухотой по отношению к разнообразию.

Печальное время фанатизма

Каждый пассажир воздушного лайнера помнит размеренно произносимую команду пилота: «Пристегните ремни. Самолет входит в зону турбулентности».

Именно эту команду пилота нам приходится подсознательно вспоминать.

В эпоху турбулентности лишь обостряется извечный гамлетовский вопрос «Быть или не быть», продолжая звучать в разных смыслах и перифразах: «Иметь или быть», «Обладать многим или быть многим», «Жить или выживать»…

Не только человек находится в поисках смысла, как об этом писал великий психолог Виктор Франкл в своей книге «Человек в поисках смысла»[35]. Сегодня любой думающий мир, любая страна находятся в поисках смысла.

Который год Россия испытывает перегрузки, входя в зоны исторической, социальной, психологической и технологической турбулентности.

Однако кризис кризису рознь. Есть кризис сверхиндустриального мира, где одним из признаков цивилизации является как раз способность адекватно оценивать постоянно возникающие кризисы и продуктивно справляться с ними.

Иное дело – системный кризис государства в той обстановке, когда в обществе распадаются основы современной ментальности, а они включают в себя среди прочего критический стиль мышления, личную автономию, инициативу, десакрализацию власти и формального статуса.

Как воспитать критический стиль мышления у школьников, если сами взрослые, педагоги и управленцы далеко не всегда являются его носителями, а лояльная некомпетентность выглядит едва ли не самым удобным стилем поведения?

В России с начала века нас бросало из стороны в сторону: от парада суверенитетов – к параду авторитетов; от комплекса неполноценности – к комплексу полноценности; от открытого общества – к закрытому; от цивилизации – к варварству; от инновационного сценария развития страны – к мобилизационному и т. п.

У многих людей возникло чувство потери смысла, потери доверия и потери понимания, как действовать в подобных сегодняшней ситуациях. Люди утрачивают перспективы, у них в буквальном смысле земля уходит из-под ног.

Феномен ухода земли из-под ног проявляется в широком плане как один из ключевых феноменов массового сознания.

Мы все оказались в ситуации, условно, землетрясения нашего сознания.

Одна из особенностей подобного кризиса – возрастание эффекта толпы. А толпа, как вы знаете, действует, в отличие от более сложных социальных групп, управляемая механизмами заражения.

Иногда страну могут называть тоталитарной, иногда – страной развитого абсолютизма. Но заметим, что очень редко тот или иной политический режим могут определить как «страна фанатиков».

И очень печально, что многое все отчетливее говорит о том, что Россия переживает время, которое я бы назвал сезоном политического фанатизма.

Забота