Что знают мои кости. Когда небо падает на тебя, сделай из него одеяло - Стефани Фу

– Думаю, я нашла очень тяжелое воспоминание! – с гордостью объявила я, опускаясь на кушетку. – Я смотрела «Дорогую мамочку», и меня охватили сильнейшие чувства. Думаю, мне нужно вспомнить какой‑то момент, когда моя мать избивала меня проволочной вешалкой.

– Рада слышать, – отозвалась Элинор, открывая черную пластиковую сумку. – Хотя это очень тяжелый фильм, я помню…

Она протянула мне пару старомодных наушников и два вибратора, похожих на небольшие яйца.

– Еще раз скажу – это не гипноз. Если почувствуете дискомфорт или захотите меня остановить, сразу скажите. Но вам может помочь безопасное место. Некое визуальное место, куда вы сможете вернуться, почувствовав дискомфорт. Можете закрыть глаза и представить прекрасное, спокойное место? Любую точку мира. Любое место, где вы чувствуете себя в безопасности…

Я закрыла глаза. Я всегда говорила, что есть люди леса, а есть – пустыни. Люди леса заботливы и открыты, но они склонны прятаться за своими ветвями. Я – человек пустыни. Едкий, жесткий, трудный в общении, но честный. В пустыне всегда понятно, что происходит, потому что там негде спрятаться. В сухом воздухе приближающуюся бурю видно за десять миль.

– Я в пустыне, – сказала я, представив себе ярко-синее безоблачное небо и светлый песок Уайт-Сэндс в Нью-Мексико.

– Отлично. А теперь представьте звуки и запахи пустыни

В Уайт-Сэндс нет звуков. Это самое тихое место из всех, где мне доводилось бывать. Там так тихо, что слышно, как ползут жуки-навозники. И запахов там нет. Разве что пыли и озона. Просто бескрайнее пустое пространство.

– А теперь подумайте о своем спасителе. О том, что вас защищает. Кому вы можете доверить заботу о себе?

Передо мной появился Джоуи в белой футболке. Он стоял и улыбался.

– Отлично, – сказала Элинор. Включаю аппарат.

Я почувствовала, как завибрировал левый вибратор. В левом ухе раздался короткий звук. Затем завибрировал правый вибратор, и звук раздался в правом ухе. Все это не отвлекало, а просто было.

– А теперь подумайте о вешалках и следите за тем, что с вами происходит.

Вибрация, звук. Вибрация, звук. Звуки и чувства начали бледнеть. Мысленно я увидела свой шкаф. Потрепанный коричнево-оранжевый ковер. Я представила на полу измятое платье в цветочек, пару потертых джинсов. Увидела себя – мне лет шесть, у меня большие глаза и густая прямая челка. На мне футболка и бирюзовые шорты. А потом я увидела ее. Некий сплав моей матери и Фэй Данауэй. Женщина визжала и размахивала проволочной вешалкой. Она лупила меня вешалкой в детстве, а я стояла в стороне и наблюдала. На детских ногах появлялись красные следы.

– Сколько раз я говорила, чтобы ты вешала одежду на вешалки?! Почему ты не умеешь заботиться о красивых вещах? Зачем мы тратим на тебя столько денег, если ты этого не ценишь? Что ты за дочь?!

– Не знаю… Я стараюсь… Я забыла… Прости… – твердила маленькая я.

– Вечные отговорки! Ты не раскаиваешься! Ты просто ищешь оправданий! Что ты за неряха!

Мамин голос стал невыносимо громким. Я взрослая подмечала все детали сцены, свидетелем которой я стала. И детали эти раскрылись еще ярче, чем прежде.

Элинор остановила аппарат. Я открыла глаза – и почти удивилась, увидев ее.

– Что произошло? – спросила она.

Я вкратце описала ей фильм, который крутился в моей голове.

– Отлично, – кивнула Элинор. – А теперь продолжим. Сосредоточьтесь на словах «Ты не раскаиваешься».

Вибраторы снова завибрировали.

– Ты не раскаиваешься, – твердила мама. – Ты ни в чем не раскаиваешься. Ты делаешь это, чтобы меня помучить, чтобы сделать мне больно. Ты – такая же, как он. У тебя его огромный, плоский нос, его дурацкое лицо. Меня тошнит от одного твоего вида.

Мама говорила о моем отце.

– Но я раскаиваюсь, – твердила маленькая я. – Ты так заботишься обо мне. Ты водишь меня на теннис и на музыку. Ты работаешь в школе. Ты столько для меня делаешь. Я тебе очень благодарна. Я люблю тебя, мамочка.

О господи! Наконец я поняла: я постоянно пыталась убедить родителей, что люблю их. Это была главная моя задача – задача их ребенка. Но должен же быть другой способ.

Вибраторы остановились.

Я открыла глаза. Щеки мои были мокрыми от слез, но дыхание не нарушилось.

– Я такого не ожидала, – призналась я.

Я не верила Элинор и ее сомнительным вибраторам! Я не могла поверить в этот процесс! Что, черт возьми, происходит?!

– Хорошо, – сказала Элинор. – А теперь пошлите Джоуи на помощь вам-ребенку. Пусть он спасет вас в этой ситуации.

Вибраторы снова включились. Я закрыла глаза. Сильный Джоуи. Я представила его мощные мышцы, увидела его со стороны. Он оттащил меня маленькую от матери.

– Ты пойдешь со мной, – сказал он. А на маму рявкнул: – Это недопустимо! Остановись! Ты не должна мучить ее!

Маленькая я заплакала.

– Нет! Это моя мама! Что ты делаешь? Кто ты? Не забирай меня у мамочки!

– Ты должна уйти. Ты не заслужила такого обращения. Ты должна уйти.

– Я не могу уйти. Я им нужна. Я должна защитить их.

– Нет, не должна, – Джоуи крепко обнял маленькую меня. – Ты не должна ничего делать, чтобы заслужить любовь. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Ты можешь делать что захочешь и все равно будешь достойна любви.

Маленькая я принялась бороться, пытаясь вырваться из мужской хватки. Она даже укусила руку Джоуи до крови. В конце концов, Джоуи оттащил ее в сторону, посмотрел ей в глаза и сказал, указывая на родителей:

– ОНИ НЕ ЛЮБЯТ ТЕБЯ. Они не любят тебя так, как ты заслуживаешь. Они погружены в собственные проблемы и несчастья и не могут дать тебе той любви, какая тебе нужна.

Вибраторы отключились. Слезы текли по моим щекам.

Я рассказала об увиденном.

– Маленькая Стефани все еще не хочет уходить? – спросила Элинор.

– Нет.

– Можете послать ей на помощь еще кого‑нибудь?

– Не знаю…

– Может быть, взрослую Стефани? Она может узнать вас…

Джоуи исчез. Я сделала шаг вперед и опустилась на колени рядом с девочкой.

– Послушай, – сказала я. – Я понимаю, почему ты хочешь остаться. Потому что ты просто не знаешь другой любви. Но обещаю, в мире много разной любви. Ты встретишь других людей, которые дадут тебе то, чего не могут дать родители.

Маленькая Стефи с ненавистью посмотрела на меня:

– Но все они тебя бросили!

Мне словно дали пощечину. А потом я разозлилась. Настало время суровой любви. Я указала на родителей.

– Но они оба бросят тебя.

Девочка была потрясена. Она этого не знала.

– Да, да, именно так! – громко кричала я. – Они оба бросят тебя через