Заблуждения убеждений. Услышать зов души в мире, одержимом счастьем - Джеймс Холлис

вытеснена чем-то более убедительным. И нам снова придется вернуться к исходной точке – к самому себе. Так мы растем, так остаемся в диалоге с главными загадками бытия. Меня одновременно пугает и притягивает напоминание Рильке о том, что мы должны постоянно терпеть поражение от все больших вещей. Мне кажется, он хотел сказать: если мы действительно принимаем вызов за вызовом, нас неизбежно ждут поражения с точки зрения эго, но именно так мы живем более полную жизнь.

Все больше мне кажется, что концепция, предложенная Гансом Файхингером в 1911 году в книге «Философия „Как если бы“», прокладывает узкий мостик между этими пропастями. Мы можем сознательно принять некую точку зрения, позицию, практику – «как если бы» она была абсолютно истинна, – и это поможет нам собрать воедино свою энергию и, что еще важнее, даст нам связующую нить между нашей ограниченной природой и тем смыслом, который направляет наши усилия.

Эта идея «полезной фикции» становится катализатором как практических действий, так и внутренних установок. Сократ однажды сказал, что не знает, существует ли бессмертие, но сама тема была для него настолько притягательной, что дала ему дело всей жизни. Точно так же сострадающий человек может понимать, что он не спасет ни другого, ни себя, но нежность, внимание и понимание являются ценностями сами по себе. Конечно, можно – как мы уже видели – выбрать фиктивную установку наполнить свой дом золотом, но однажды обнаружить, что любовь к металлу оказалась бесплодной.

Так что выбирать свои «фикции» стоит с большой осторожностью. Меня уже не так волнует, переживет ли юнгианская или аналитическая психология ближайшие десятилетия, но я точно знаю: глядя через эту линзу, я прожил несколько десятилетий, наполненных смыслом, – и она по-прежнему помогает мне ориентироваться. Вуди Аллен однажды сказал, что хочет добиться бессмертия не через свое творчество, а через возможность жить вечно. Однажды мне сказали, что мои книги останутся, когда меня не будет. Я ответил, что не питаю иллюзий – через одно поколение их никто не откроет. То, что может иметь для меня значение сейчас, не будет иметь никакого значения тогда.

Главный практический вопрос, который стоит перед каждым из нас каждый день – осознаем мы это или нет, – звучит так: что моя смертность побуждает меня что-то делать или же мешает мне? Я утверждаю, что этот вопрос вытаскивает человека из оцепенения, подталкивает к действию, к выбору, к обязательствам. И хотя он ничего не меняет в нашей смертности, он позволяет прожить то, что осталось, более полно и осмысленно.

Когда мы вспоминаем, что смертный цикл пронизывает всю природу, включая нас самих, то невольно возникает вопрос: с чего мы вообще решили, что заслужили освобождение от этого железного колеса? Смерть не проблема ни для природы, ни, судя по всему, для Божественного – но это огромная проблема для эго, которое цепляется за свою иллюзию бессмертия. Как часто мы задаем себе вопрос: «Почему я должен жить дольше – кроме как ради удовлетворения эго, – потребляя кислород и неизбежно загрязняя среду? Должен ли я жить дольше кого-то другого – и почему?» Мы нуждаемся в своем эго, чтобы справляться с повседневностью, но это же эго, чувствуя свою уязвимость, раздувается в ощущении собственной значимости и исключительности и объявляет себя центром мира, претендуя на особые права. Развитие современной медицины и хирургии – за что я, конечно, благодарен – только усилило эту иллюзию: что жизнь можно и нужно продлевать бесконечно. Но смогу ли я, когда однажды на пороге появится некто с косой и песочными часами, сказать: «Теперь моя очередь. Я не исключение. Я сдаю себя великому круговороту»? Надеюсь, что смогу. Для все большего числа современных западных людей, столкнувшихся с неумолимым фактом смерти, обещания загробной жизни кажутся все менее убедительными. Поэтому многие обращаются к практике буддизма, где главный акцент делается на том, что коренной причиной наших страданий становится позиция эго и его навязчивое стремление привязываться. Главная задача – отпустить фантазию о том, что мы способны управлять жизнью. Но скольким из нас хватает для этого прозрения – а может быть, и мужества? Сколько из нас снова и снова инстинктивно запираются в укрепленной крепости эго, готовые к обороне от натиска великого круговорота бытия?

Я все больше склоняюсь к тому, что самый честный способ обращаться с этой пропастью – Abgrund, как говорят по-немецки, «провал грунта» – это не убегать, не отвлекаться, не выстраивать философские уловки, а жить прямо с этим парадоксом: между бессмертным стремлением и смертными пределами. Мартин Хайдеггер однажды определил бездну как «открытость Бытия». Это точная формулировка. Бездна – это не только то, что пугает и парализует. Это еще и дверь к бесконечным возможностям.

Это открытие породило и Девятую симфонию Бетховена, и безвкусные, бездушные залы с игровыми автоматами – со вспышками света, шумом и благословенным отвлечением. Любое понимание этой тайны, к которому мы приходим сегодня, любая найденная стратегия будет сметена завтра, когда мы проснемся с загадочной болью в боку или увидим на КТ тени, которые не сулят ничего хорошего. Поэтому нам остается признать: эта жизнь – чистая игра в кости, с заранее проигрышными шансами. В конце концов, смысл нашей жизни не в том, чтобы выжить – мы не выживаем. Но имеет значение, как именно мы прожили время, что нам было дано.

И, наконец, когда люди проходят через процесс умирания, их психе редко «мечтает» о финале. Она скорее рождает образы перехода, пути. И невольно задаешься вопросом: что знают глубины нашей души – такого, чего не знаем мы сами? И почти не важно, что именно мы думаем по этому поводу, куда важнее, как мы проживаем эту короткую передышку между двумя великими тайнами. В этом внутреннем согласии с тайной, возможно, и скрывается то, что древние называли мудростью, а терапевтические традиции – исцелением.

А пока – способов умирать куда больше, чем один. Собственно, смерть – лишь один из них. В каком-то смысле мы умираем каждый день. Мы умираем, когда страх начинает управлять нашей жизнью или когда мы просто не приходим на встречу с жизнью – в те моменты, когда она этого требует. Мы умираем, когда выбираем безопасность вместо исследования и открытия. И особенно мы умираем, когда предпочитаем утешительные иллюзии ясности – тем неудобным, неотступным вопросам, которые не дают покоя.

Помните предостережение Ницше: тот, кто долго вглядывается в бездну, должен знать – бездна тоже смотрит в него. И все же, не подойти к краю и не заглянуть в нее