Записки психиатра. Безумие королей и других правителей - Максим Иванович Малявин

были очень даже в ходу – возможно, даже в большей степени, нежели сейчас. И как знать – вдруг тот, кого ты сейчас облобызал, уже болен? Помните Александра Сергеевича? «И девы-розы пьем дыханье, быть может, полное Чумы». Сам ли Генрих такой закон придумал, или подсказал кто, но он был принят. И лобызание руки монарха тоже было заменено на изъявление глубочайшего уважения в письменной форме. Может, оттого-то (хотя, скорее, по совокупности причин, но и эту не будем списывать) в ближайшем окружении короля было не так много заболевших?

Став королевой, Маргарита, даром что пятнадцатилетняя, быстро просекла, что от Генриха, пусть он и старше ее на восемь годков, ничегошеньки в Англии не зависит. И сам он чем далее, тем страньше: то застынет, как статуй алебастровый, то прислушиваться к чему-то начинает. И стала присматриваться к его ближникам. Кардиналу Бофорту уже ставили прогулы в родовом склепе, так что это был не вариант; племянник его на тот момент больше пыжился, чем что-то решал, да и засветился уже шашнями с покойной ныне Екатериной. А вот Саффолк – это пять.

Главное – проредить партию войны. А кто в ней самый оголтелый? Правильно, Глостер. Саффолк, фас! Впрочем, команду можно было и не отдавать: и кардинал, и племянник его, и четвертый граф Саффолк отрастили на Глостера по хорошему такому зубу. Опять же, Глостер за компанию с герцогом Йоркским больше всех возмущались, когда вскрылось, что именно отдали французам за Марго. Дядю Хамфри быстренько арестовали и посадили в тот самый Тауэр, который тот однажды пытался взять. Посадили – и убедили Генриха VI завести на Глостера дело об измене. Правда, до слушаний в парламенте это дело так и не дошло: дядя Хамфри взял да и помер в том Тауэре. То ли от огорчения горьким ядом, то ли от удушья неудобной подушкой, то ли от удара, то ли от удара же, но без постороннего вмешательства, хотя грешили-то, конечно, на Марго, на фаворитов короля и даже на самого Генриха: ну и что, что тихий – а вдруг он тихий, да внезапный?

Героическую скоропостижную кончину Глостера партия пацифистов отметила награждением вроде как непричастных: Саффолк и Соммерсет выросли аж до герцогов. Соммерсет отправился в командировку в ту же Францию – надо же успеть навалять французам, пока окончательно не помирились. Пограбить, опять же. А Саффолка в командировку не пустили: у него тут любовница молодая, королевой работает, никак нельзя такой шанс упускать. Ричарда же Йорка услали куда подальше – в Ирландию, ту еще занозу в английской… политике. Не иначе, в надежде, что там же его и подрежут. А то ишь чего себе придумал: есть-де и у него права на трон.

Правда, долго почивать на лаврах ни Генриху с Марго, ни их фаворитам не дали. Карл VII, получив Анжу и Мэн, вошел во вкус, позабыл, как некогда считал себя недостойным и несчастным, собрался с силами – и навалял Соммерсету, отжав под шумок еще и Нормандию. А французские суда с десантом стали все чаще появляться у побережья Туманного Альбиона в поисках, где что плохо лежит, стоит или бегает. А с континента на остров потянулись английские войска: злющие, голодные, без обещанного жалования. Дело шло к бунту, и он таки случился, как только нашелся человек, сумевший оседлать волну безобразий – в нужное время и в нужном месте. Произошло это в графстве Кент, где от французских военных туристов пострадало уже немало местных жителей. Да и момент оказался подходящим: в начале мая 1450 года с континента прилетела дурная весть – продули англичане французам решающий матч при Форминьи, плохим тренером оказался Соммерсет! Нормандия теперь ихняя, французская! Возглавил восстание некий Джек Кэд (а может быть, и вовсе Джон Кейд – себя он народу вообще преподнес как Джона Мортимера, бастарда Эдмунда Мортимера, который еще и на престол права имеет).

Устроив похохотать в провинции и наваляв десятитысячной королевской армии близ Севенокса, повстанцы воспряли духом, возгордились и двинули до самого Лондона. Надо же своими глазами поглядеть, как люди в столице живут. Нет ли у них чем поделиться от чистого сердца. А если найдем?

И ведь почти нашли, лишь чудом да неимоверными усилиями напуганных грабежами горожан понаехавших удалось подвинуть. А там они и сами между собой рассорились, деля трофеи; к тому же обещались грамотки с прощением раздать тем, кто вовремя из Лондона уберется. А там и Кэда смертельно ранили. Так и сошло восстание на нет. Не совсем, конечно: и в самом Кенте, и в других местах бузили еще четыре года, но уже не такими крупными группами, и душить прекрасные порывы было не в пример легче.

А что Генрих VI? А король, как писали хронисты, отправился в дальнее поместье. Ему и в самом деле было о чем переживать: в войне с Францией одни лишь потери да поражения, кардинал помер; его племянник, который Эдмунд Бофорт, герцог Соммерсет, продул военную кампанию, зато строит глазки Марго; герцог Саффолк… Вот ведь еще одна рана на сердце. Ричард Йорк открыл королю глаза: дескать, это Саффолк убил дядю Хамфри, и этот же Саффолк с твоей Марго… Ну не смог Генрих простить своего друга. Но и приказать казнить или заточить в темнице тоже не смог. Велел убираться с глаз куда подальше – да в ту же Францию, лет на пять. А там, глядишь, что-нибудь изменится и непременно к лучшему. До лучшего Саффолк не дожил: судно перехватили, герцога прибили. Поговаривали, что это Ричард, герцог Йоркский, подсуетился, но тот, естественно, делал большие глаза: дескать, ну как вы могли обо мне так хорошо подумать! А в народе появилась баллада «Шесть герцогов пошли ловить рыбу». Безумие короля, пока едва заметное хорошо знающим его людям, почти вызрело и ждало лишь повода себя проявить.

После восстания Джека Кэда и командировки со смертельным исходом герцога Саффолка казалось, что вестей дурнее уже и быть не может. Но мироздание скрутило фигу в кармане и возразило: может, еще как может! 17 июля 1453 года возле местечка Кастийон-ла-Батай состоялся матч-реванш между сборными Англии и Франции. И англичане продули последнее сражение в Столетней войне вчистую. Бомбардиры ли французов тому причиной, ошибки ли в оценке французской тактики со стороны англичан, красная ли карточка, которую получил Джон Толбот, капитан английской сборной, – а только порвали их, что называется, на британский флаг. Соответственно, Бордо, как и Гиень в целом, были для Англии потеряны. Психика бедного Генриха VI и так была основательно расшатана как внутренними причинами, так