Сновидения и способы ими управлять: практические наблюдения - Леон Гервей де Сен-Дени

способностями ума. Вот почему, несмотря на то что эта способность продолжает существовать, оказывается невозможным управлять ассоциациями идей, которые, будучи предоставленными самим себе, часто приводят к самым причудливым результатам.

Это заставляет нас установить два следующих положения:

1) Когда мы погружены в сон, последовательность наших мыслей, поскольку она зависит от одних только законов ассоциации, может иметь место под действием тех же неизвестных причин, которые её определяют во время бодрствования.

2) Тем не менее, порядок наших мыслей в бодрствовании и во сне должен быть сильно различным, потому что во сне, это состояние зависит от одних только законов ассоциации, а в бодрствовании он зависит от этих законов вместе с действиями наших произвольных способностей».

Развивая это последнее предположение, Дугалд Стюарт добавляет под конец:

«Так как воля не существует во время сна, или скорее влияние этой воли сводиться к нулю, то больше не возможно осуществлять никакого действия на ассоциации идей. Откуда следует, что предметы, которые тогда занимают наши мысли, предлагаются сами собой стихийно нашему уму, тогда как произвольные умственные операции, такие как произвольное воспоминание, рассуждение и т. д. пребывают бездейственными вместе с влиянием воли».

Я не хотел прервать изложение этих взглядов никакими критическими наблюдениями.

Теперь же я попытаюсь с ними поспорить, и этим завершить обзор писателей минувших столетий.

Во-первых, что касается этого главного различия между упразднением самой волевой способности и упразднением воздействия этой способности на мышцы человеческого тела, я признаю как справедливость, так и важность этого, и могу сказать вместе с профессором из Эдинбурга: Да, одной из главных характеристик обычного, естественного сна является то, что волевая способность, которая продолжает существовать в уме, тем не менее, теряет свою власть над органами тела. Я даже добавил бы, что сохранение действия воли на органы тела, на мой взгляд, является самым серьёзным признаком, отличающим обычный, естественный сон от более-менее болезненного сна или сомнамбулизма и магнетизма [гипнотизма]; но приняв этот первый факт, из него отнюдь не следует, что я должен принять вторую часть этого двойного предложения, в котором говорится, что воздействие сна на умственные операции в совершенстве напоминает его же воздействие на тело.

«Волевая способность продолжает существовать, — говорит нам Дугалд Стюарт, — но она не имеет никакой власти над способностями ума». Ясно, что если принять этот исходный пункт, то логически придём к признанию невозможности осуществлять какую-либо власть над ассоциациями наших идей, не больше чем над последовательностью картин, которые разворачиваются сами собой и всегда стихийно. Но это предположение в самом себе, разве оно обосновано? Подвергнуто ли оно анализу? Опирается ли оно на доказанные факты?

Если мы понимаем прекращение активной силы ума на материю, временное упразднение его таинственных законов, которые позволяют душе действовать на тело, то понимаем ли с такой же лёгкостью, что ум прекращает действовать на самого себя, что он, например, желает думать о чём-то, не совершая ipso facto воли, что он думает? Если он тогда думает и если ему представляются образы предметов, над которыми работает эта произвольная мысль, разве не останавливает он на самом деле своё внимание на них? Разве не осуществляет он ни одного суждения относительно того, что он видит? В принципе, такой взгляд мне кажется недопустимым. На практике же, я собрал многочисленные доказательства его ошибочности[40].Впрочем, странно констатировать, как физиологи, затрудняющиеся уточнить роль различных способностей ума во время сновидения, не находят ничего лучшего, как избавиться от труда, и безосновательно утверждать о её полном упразднении. Не покушаясь пока на современные писания, которые мы исследуем в своё время и не говоря о других авторах, кроме тех которыми мы уже занимались, скажем, что Дарвин совсем не желает, чтобы умели сравнивать в сновидении текущие идеи с приобретёнными понятиями; Формей думает, что люди принимают без рассуждения все возникающие идеи; Бёрхав отрицает у сновидца память, и даже сознание своего собственного существования, что является слишком сильным утверждением. Боссю сказал: «Во сне совсем нет внимания; ибо бодрствование как раз и состоит во внимании ума, который делается хозяином своих мыслей»[41]. Дугалд Стюарт, наконец, доходит до отрицания у ума спящего человека действия всех способностей, которыми он пользуется во время бодрствования. Однако, истина в том, что все способности продолжают действовать во время сна, как я надеюсь то доказать, и что этот аргумент Дугалда Стюарта, извлечённый из наблюдения за средствами, используемыми природой для приведения человека в сон, сам покоится лишь на двусмысленности, в том что автор смешивает бездействие произвольного внимания, направляемого на предметы внешнего мира, с бездействием произвольного внимания, направляемого на образы сновидения.

Что и нужно для привлечения сна, так это забвение окружающего реального мира, прекращение всякой связи с внешней жизнью, уход ума в самого себя, animi in sese recessus, вот как говорили учителя древности; одним словом, это сосредоточение всех наших мыслей на предметах, которые представляются только в нашем воображении или нашей памяти, но которые оживают и, кажется, принимают чувственную форму как только наши органы чувств оказываются закрытыми для внешнего мира; в точности так же как приобретают чёткие очертания и цвета образы проекционного аппарата, как только перекрыт всякий доступ внешнему свету.

Поэтому, для того чтобы вызвать сон категорически необходимо, чтобы душа отказалась оказывать на мышцы и подчинённые нервы какое бы то ни было произвольное воздействие, свойственное внешней жизни, в то же время она должна прекратить направлять своё внимание на внешние вещи; но при условии, что ум временно предастся этому смутному мечтанию, которое мало-помалу перейдёт в сновидение, не только сон придёт без лишения его какой бы то ни было деятельной силы, но как только сновидение оформится, ум продолжит выполнять, как и в бодрственном состоянии, все те умственные действия, которые принято называть его способностями. Он исследует с вниманием, он сравнивает, он совершает разумные рассуждения над тем, что видит, слышит, вкушает, обоняет или осязает, и если часто он имеет запутанные идеи, если он иногда совершает странные рассуждения, то это из-за несовершенства образов, из-за бессвязности понятий, которыми он оперирует, но не из-за его воли лучше видеть и лучше рассуждать.

Откуда я заключаю, в свою очередь, что насколько первая предпосылка Дугалда Стюарта, а именно «во время обычного, естественного сна волевая способность продолжает существовать, но она потеряла всю свою власть над органами тела», является в определённой мере неоспоримой, настолько является неточным совершенное подобие, какое он предполагает между воздействием сна на тело и воздействием, которое он производит на умственные операции; насколько выводы, которые он из этого извлекает, противоречат истине,