Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься (Бт. 3:16–19).

Рис. 56. Книга Бытия и потерянный рай

Предвидение судьбы указывает на то, что предопределено, и врата рая навсегда закрываются для человека:

И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно.

И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят.

И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского Херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни (Бт. 3:22–24).

Сотворение и падение человека схематично изображено на рисунке 56[462]. Зачем прятаться от Бога? Потому что сознание уязвимости заставляет нас отказываться от имеющихся возможностей. Жить полной жизнью – значит рисковать всем, рисковать встретить свою смертью. Зачем прятаться от Бога? Но как при таких условиях не спрятаться! Существование превратилось в безрадостный, бесконечный труд. Вместо естественной непосредственности мы строго следуем дисциплине, несем бремя вынужденного познания, страдаем от душевных терзаний и тревог. Мы вечно висим на кресте собственной уязвимости.

Глава 5. Враждующие братья: архетипы реакции на неизвестное

Заражение аномалии угрозой смерти, сопровождающее развитие самосознания, бесконечно усиливает значимость неизвестного и делает столкновение с ним практически невыносимым. Это мотивировало развитие двух надличностных шаблонов поведения и схем представления, относящихся к человеку как таковому и воплощенных в мифологии в образе враждующих братьев или извечных сынов Божьих. Один из них – мифологический герой. Он соприкасается с неизвестным, изначально считая его благодатным и (недоказуемо) полагая, что это принесет обновление и искупление. Он добровольно вступает в творческий союз с Великой Матерью, строит или возрождает общество и приносит покой во враждующий мир.

Другой «сын Божий» – извечный враг героя. Этот дух необузданного разума ужасается тому, что невозможно до конца осмыслить законы бытия, и уклоняется от соприкосновения со всем, чего не понимает. Его личность больше не подпитывается живой водой, и это делает его жестким и деспотичным, поскольку он отчаянно цепляется за привычное, рациональное и стабильное. Его страх растет после каждого вероломного отступления, а новые защитные законы увеличивают разочарование, скуку и презрение к жизни. Его слабость в сочетании с невротическими страданиями порождает негодование и ненависть к самому существованию.

Личность противоборца проявляется в двух неразрывно связанных формах. Фашист жертвует собственной душой, которая позволила бы ему самостоятельно противостоять переменам, в пользу группы, которая обещает защитить его от всего неизвестного. Декадент, напротив, отказывается вступать в социальный мир и твердо придерживается своих убеждений просто потому, что он слишком недисциплинирован, чтобы быть учеником. Фашист хочет раздавить все, что отличается, а потом вообще все; декадент приносит себя в жертву и возрождает фашиста из пепла. Кровопролитный двадцатый век – эпоха концентрационных лагерей – является ярким свидетельством стремлений противоборца и памятником его владычества.

Ловушек фашизма и декадентства можно избежать, отождествив себя с героем, с истинной личностью. Герой последовательно выстраивает единую иерархию условий существования в обществе и обязанностей собственной души. Он стоит на границе между порядком и хаосом и служит группе как творец и действующая сила обновления. Герой добровольно соприкасается с новизной и превращает неизвестное в нечто благое – в вечный источник силы и возможностей. Развитие такой силы, сопровождаемое верой, при исследовании обстоятельств жизни позволяет ему при необходимости оставаться вне группы и использовать ее как инструмент, а не как броню. Герой отвергает слияние с обществом как идеал существования и предпочитает следовать велению совести и сердца. Его отождествление со смыслом – и отказ пожертвовать им ради безопасности – делает жизнь приемлемой, несмотря на ее трагичность.

Введение. Герой и противоборец

Культура, которую завещали нам предки, склонна к вырождению, так же как поток настоящего обесценивает статичные теории прошлого. Этот процесс ускоряют «грехи» человечества – добровольный отказ уделять внимание очевидным ошибкам и, как следствие, неспособность изменить поведение и отношение к происходящему. Когда мы так поступаем, возникающее раздражение со временем превращается в катастрофу и гнев богов изливается потопом на наши головы.

Благодаря обобщениям, сделанным Р. Андрие, Г. Узенером и Д. Д. Фрезером, хорошо известно, что миф о потопе распространен почти повсеместно; документальные свидетельства о нем имеются на всех континентах (хотя в Африке их меньше всего) и в различных культурах. Вариации этой истории, по-видимому, распространялись по миру сначала из Месопотамии, а затем из Индии. Не исключено также, что одна или несколько катастроф, вызванных потопом, легли в основу сказочных повествований. Но было бы рискованно объяснять столь популярный миф явлениями, геологических следов которых не найдено. Большинство рассказов об этом событии в некотором смысле составляют часть космического ритма: старый мир, населенный падшим человечеством, погружается под воду, и некоторое время спустя из водного «хаоса» возникает новый мир.

Во многих вариантах мифа потоп является следствием человеческих «грехов» (или ритуальных промахов); иногда его вызывает просто желание божественного существа покончить с человечеством. В месопотамской традиции причину потопа установить затруднительно. Некоторые намеки дают основание считать, что боги приняли это решение из-за «грешников». По другой традиции, гнев Энлиля был вызван невыносимым шумом, производимым людьми. Между тем, изучая мифы других культур, где речь идет о грядущем потопе, можно заметить, что главные его причины кроются одновременно в человеческих грехах и в одряхлении мира. Само существование Космоса – тот факт, что он живет и производит, – приводит к тому, что он постепенно деградирует и окончательно разрушается. По этой причине он должен быть сотворен вновь. Иначе говоря, потоп реализует в макрокосмическом масштабе то, что символически осуществляется в ходе новогоднего праздника: «конец света» и греховного человечества, делающий возможным новое творение[463].

Ни одно обсуждение «архитектуры веры» не может считаться полным без упоминания о зле. Этот термин больше не популярен – он обычно считается старомодным и редко используется в обществе, которое теоретически избавилось от потребности в религии. Деяния, некогда определявшиеся как зло, теперь рассматриваются просто как следствие семейного либо общественного неблагополучия или экономических проблем (хотя эта точка зрения уже не так широко распространена, как раньше). С