Отель «Война»: Что происходит с психикой людей в военное время - Арлин Одергон

или о том, почему так много людей во всем мире недовольны США из-за их действий в ходе новой «войны с терроризмом». Из «уважения к жертвам» любое несогласие с действиями США легко подавлялось, особенно пока шок от террористических ударов и возмущение были свежи. Наэлектризованная атмосфера оказалась удобна правительству США: призывы к справедливости были использованы для того, чтобы свести к минимуму обсуждение и критику действий Америки.

Смена ролей

Чем меньше у нас привилегий в определенной области, тем больше мы об этих привилегиях думаем. Если вы плохо говорите по-английски и попадаете в англоязычную компанию, вам будет бросаться в глаза, что те, кто хорошо знают язык, и носители вообще не думают о тех, для кого общение может быть затруднено незнанием языка. Белые менее озабочены вопросами расизма, чем люди с другим цветом кожи.

Тот, кто сам пострадал от дискриминации и понимает, что значит терпеть несправедливость или обладать привилегиями, способен понять подавляемые группы и меньшинства и посвятить себя борьбе с угнетением в целом, выходящим за рамки личного опыта. Однако бывает и так, что роли меняются и те, кто прежде был угнетенным, сами становятся угнетателями. Подавленный в глубине личности тиран выступает на поверхность. Хорошо известно, что абьюзеры обычно имеют опыт жестокого обращения с собой в прошлом. Они невольно начинают действовать по той же самой схеме, что и те, кто над ним издевался, воспроизводя «усвоенную» жестокость. (Разумеется, это не означает, что каждый, с кем обращались жестоко, сам становится мучителем.) И если в одной ситуации у нас было мало привилегий, то в другой привилегий может стать больше – и здесь мы способны оказаться так же безразличны к другим, как и все остальные.

Грани привилегий: сексизм и раскол на восток и запад

Однажды в Словакии мы работали в составе большой международной группы над вопросами гендерных различий и сексизма. Это было через несколько лет после падения коммунизма в Восточной Европе. В какой-то момент мы решили разделиться на две подгруппы – мужчин и женщин, чтобы раздельно обсудить гендерные проблемы. В группе женщин развилась дискуссия между представительницами Востока и Запада. Стало очевидно, что жительницы Западной Европы и США из самых лучших побуждений пытаются навязать свой опыт женщинам Польши, Словакии, Чехии, Румынии, Болгарии и России, полагая, что у тех было меньше возможностей понять и развить феминистское движение. С энтузиазмом и наилучшими намерениями, пытаясь поделиться своими идеями и опытом, «западные» женщины невольно стали поучать «восточных», в то время как последние все больше этому сопротивлялись. Женщины из бывших социалистических стран почувствовали себя непонятыми и униженными. Их никто не спросил об их опыте – личном, политическом, культурном. Одна из представительниц Западной Европы начала объяснять, что такое сексизм и социальная несправедливость, на примере неравной с мужчинами платы за равный труд. Но хотя в бывших социалистических странах, конечно, серьезно стоит вопрос сексизма, проблемы неравной оплаты труда там никогда не существовало. И тем не менее корень противоречий лежал даже не в этой разнице в системе координат – отсутствовало понимание своей роли в области подавления и области привилегий. Когда вы хорошо разбираетесь в предмете, чувствуете, что справедливость на вашей стороне, и боретесь за нее с угнетателями, вы в то же время можете не обращать внимания на свое поведение в областях, где у вас есть привилегии. «Западные» женщины, чувствуя себя угнетенными в вопросе гендерных ролей, не заметили, как сами стали «угнетателями» и как их стиль общения и уверенность в собственной правоте, в свою очередь, подавляли женщин из Центральной и Восточной Европы и России.

Угнетатели и/или угнетенные: движение сионистов и палестина

Движение сионистов возникло в конце XIX века как реакция на антисемитизм и еврейские погромы в России и Европе[39]. Евреи искали убежища и надеялись создать новый дом на палестинской земле, спасаясь от опасностей и жизни в гетто, куда их загоняли, где с ними жестоко обращались и где их убивали. Во второй волне иммиграции (1904–1914) тоже были беженцы, спасающиеся от преследований. В эти периоды десятки тысяч евреев из Восточной Европы эмигрировали в Палестину[40]. Для многих из них было очевидно, что они не смогут ассимилироваться в Европе, – позже это подтвердил холокост, во время которого было убито 6 млн евреев.

После Первой мировой войны, когда Лига Наций распределяла территории бывших немецких и турецких колоний между странами Антанты, мандат на Палестину достался Британии. Раздаваемые земли не были ни колониями, ни независимыми государствами. В 1917 году декларация Бальфура дала возможность создать еврейское национальное поселение в Палестине и легитимизировала британское присутствие в этой местности для защиты еврейского самоопределения[41]. В 1937 году Комиссия лорда Пиля рекомендовала разделить Палестину на два государства: еврейское и арабское. Арабы не поддержали эту идею[42]. Позже система мандатов была заменена системой опекунства ООН. Учитывая события холокоста, в 1947 году ООН предложила план по разделению Палестины и подготовке к созданию еврейского государства. Этот план был принят Израилем, но отклонен палестинцами и арабскими странами.

В 1948 году разразилась война. С точки зрения палестинцев, их арабских соседей и союзников, создание еврейского государства было вторжением на их территорию, и они защищались от этого вторжения. С точки зрения нового государства Израиль, палестинцы и арабские страны начали против него жестокую войну, отказываясь признать его право на существование.

Можно себе представить, сколько боли и потерь пережили члены сионистского движения и выжившие после холокоста евреи, ехавшие в Палестину и новое государство Израиль, сколько надежд они с собой везли. Имея за плечами историю угнетения и несправедливости по отношению к своему народу, в Израиле евреи снова столкнулись с необходимостью выживать. Их долго подавляли, поэтому им было сложно понять, как их воспринимали палестинцы и как они оказались в роли угнетателей по отношению к народу, который долгое время до них жил на этой территории. Генетическая память, общие чувства и исторический опыт заставили большинство израильских евреев постоянно ощущать угрозу своему выживанию, не замечая страданий палестинского народа. Во время войны 1948 года от 520 000 до 900 000 палестинцев бежали или были изгнаны со своих земель[43] и с момента создания Израиля стали беженцами или жили в оккупации.

Множественность исторических версий

Если все стороны переживают боль угнетения или если в истории каждой из них были пересекающиеся периоды, когда они терпели несправедливость, – как в палестино-израильском конфликте или в ситуации с бывшей Югославией, – каждая из них чувствует себя жертвой и ориентируется на тех, кто поддержит ее интерпретацию событий.

Во время конфликта, независимо от того, правы или нет, мы почти всегда в деталях помним, как обидели нас, но плохо помним или не помним совсем, как сами обидели другого. И хотя это ни в коем случае не означает, что у сторон всегда равные силы и одинаково веские оправдания, вооруженные конфликты развиваются и воспроизводятся именно по этой схеме. Мы всегда считаем себя правыми и обиженными и ссылаемся на определенные события или периоды в истории, подтверждающие нашу точку зрения. Эта психологическая схема всем знакома – она используется для разжигания войны. Большинство из нас уверены, что не могут повлиять на развитие событий. Будучи не в состоянии посмотреть на историю шире, увидеть события и себя самих со стороны, мы принимаем эту схему и позицию одной из сторон.

Искупление

Часто бывает так: когда группа или нация переживает поражение и унижение, общество пронизывает ощущение безысходности. Общая история объединяет людей вокруг происшедшей трагедии и помогает им взрастить семена избавления. Низкий миф порождает высокий миф. Нас больше не посмеют угнетать. Нас больше не победят. Мы будем свободны. Мы покажем всему миру, кто мы такие. А если не удастся – мы будем мстить. Истории потерь переплетаются с историями героизма и тянутся сквозь столетия, питая мечту о справедливости и исправлении истории. Желание восстановить утраченное положение глубоко затрагивает чувство собственного достоинства и легко перерастает в желание отомстить.

В конце 1980-х и начале 1990-х сербские националисты воспользовались низким мифом и героическими историями, связанными с поражением в Косове в 1389 году, чтобы 600 лет спустя создать новую мифологию