Быть. Монография - Василий Леонидович Курабцев

(потому что реальная церковь «предает „божественное начало“» [24, 92]. В письме к Шеллингу он написал: «Да приидет царствие Божие, и да приложим мы к этому руку. <…> Разум и свобода – по-прежнему наш девиз, и Невидимая церковь остается для нас общим домом» [24, 120]. Согласно Жаку Д'Онту, «Невидимая церковь – это франкмасонство» [24, 121]. Однако тот же биограф неоднократно высказывал сомнения во франкмасонстве Гегеля.

Впрочем, вероятность того, что Гегель, как и доподлинно Фихте, был франкмасоном, не опровергнута. А Жак Д'Онт позволял себе шутить по этому поводу: Гегель – «сомнительный христианин, разоблаченный франкмасон» [24, 29]. Но, с другой стороны, Д'Онт не сомневался, что «религиозные вопросы казались ему наиважнейшими» [24, 320].

Отказ от пасторского служения лишал философа определенного заработка и стабильности. Ему пришлось зарабатывать в разных местах Европы в качестве домашнего учителя. Гегель долгие годы существовал в явной бедности, «постоянно сидел без гроша в кармане» [24, 255]. А когда он нашел в Нюрнберге невесту и получил королевское разрешение на женитьбу, то с горечью написал: «Ведь у меня нет главного, а именно, денег» [24, 260]. Возможно, что эти материальные трудности тоже стимулировали его великое творчество.

Кроме того, он, будучи домашним учителем, часто испытывал неприятные чувства. «Жил среди слуг» невысокого ранга и ощущал это «как одну из форм рабства» [24, 96]. К тому же лакеи, замечая его необычность, скорее всего, его унижали. Он «всегда видел у лакеев одно лишь неоправданное „самомнение“» [24, 103].

А после успешного, казалось бы, переезда в Йену, город Гете, Шиллера, немецких романтиков, он тоже не ощутил вкуса свободы и не поправил своего материального положения. Здесь он столкнулся с университетским «звериным царством духа» [24, 194, цит. Гегеля]. Таким было соперничество йенских преподавателей. В Йенском университете ему пришлось, вероятно, ради ученой степени, защитить несовершенную, с «незнанием и легкомыслием» [24, 196], докторскую диссертацию о планетах. В ней Гегель поддается неуважаемым им «философам-эмпиристам», но становится доктором земной мудрости – Doctor des Weltweisheit.

Впрочем, он давно уже привык к чувству несвободы и несправедливости. В родном Штутгарте герцог-тиран отличался самоуправством, распущенностью и оргиями. А в Швейцарии, в Бернском кантоне, Гегель увидел нечто более ужасное: «Ни в одной другой стране не вешают, не колесуют, не обезглавливают, не сжигают на медленном огне столько народу, сколько в этом кантоне» [24, 107, цит. Гегеля].

В Йене Гегель трудился под покровительством своего друга и соперника Шеллинга. И только в 1803 году, когда Шеллинг покинул Йену, Гегель почувствовал свободу. Он сблизился с великим поэтом Гете. Начал преподавать «Систему спекулятивной философии» и разрабатывать «непостижимые понятия» [24, 193, цит. Гегеля] своей диалектики. В 1805 году Гегель стал «экстраординарным профессором» в Йенском университете, но без официальной зарплаты, а всего лишь за вознаграждение от студентов [24, 215]. Только с 1806 года, благодаря заботам Гете, он начинает получать небольшой, но стабильный доход – сто талеров в год. И в это же время оканчивает свою великую книгу «Феноменология духа», Phänomenologie des Geistes (1807). Феноменология Гегеля – это «Одиссея духа» теоретического человека. От сознания к самосознанию и к философскому разуму. Согласно Е. Аменицкой феноменология оказалась «философской автобиографией» Гегеля [2, XIII].

В это время к Йене подошли войска наступающего Наполеона – армия Ланна. Жилище Гегеля было разграблено, деньги закончились, а квартирная хозяйка и сожительница Гегеля оказалась беременной. У женщины к тому же были и свои дети. Гегель, вероятно, ее не любил и называл «матерью моего ребенка» [24, 227]. В 1807 году у Гегеля появляется внебрачный сын Луи (Людвиг), о котором Гете написал так:

Дитя, я видел, как ты идешь Доверчиво навстречу миру. И что бы ни сулило грядущее, Утешься, взгляд друга тебя благословил [24, 223].

К тому же Гегель проиграл в борьбе за преподавательское место в Йенском университете. Лекции преподавателя Фриза были признаны более понятными и легче усваиваемыми. Гегелю помог добрый друг, тоже выпускник Тюбингенской семинарии, крупный чиновник Нитхаммер. Он раздобыл для Гегеля место в Бамберге – должность редактора «Бамбергской газеты», die Bamberger Zeitung, где Гегель и работал в 1807–1808 годах [24, 241].

Однако вскоре, уже в 1808 году, Нитхаммер возвратил своего протеже к философии: он выхлопотал для Гегеля «место преподавателя „подготовительных к философии дисциплин“ и… „ректора“ Нюрнбергской гимназии (лицея)» [24, 250]. А Гегель, вероятно, в том числе в знак благодарности, написал Нитхаммеру в 1816 году: «Наша церковь – это наши школы и университеты» [24, 253].

Вкус свободы и явной жизненной победы стал для Гегеля гораздо ощутимее только после получения некоторого наследства от отца, удачной женитьбы в 1811 году на бедной аристократке Марии фон Тухер из Нюрнберга и выхода на должность профессора в Берлинском университете (1818) с высоким доходом в две тысячи талеров.

Девушка была «молода, красива и знатна» [24, 257]. Гегель был старше примерно на двадцать лет. К Марии он испытывал согласно Д'Онту «привязанность, глубокую, спокойную, осознанную, отнюдь не исключавшую искренней нежности» [24, 259]. «Супруги были счастливы до конца, насколько нам известно» [24, 259]. У них родились два сына. А в трудах Гегеля можно встретить такую мысль: «Супружество по существу своему есть религиозный союз» [24, 259].

Наконец-то де-юре стало полновесно де-факто, и не только в философском мышлении: я «знаю себя в конечности бесконечным, всеобщим и свободным». Примечание. Личность начинается только здесь [24, 94]. Личность Гегеля, получается, вышла из полутьмы лишь после сорока лет, достигнув акмэ в пятьдесят-шестьдесят лет.

Особое место в судьбе Гегеля сыграл его внебрачный сын Луи (Людвиг). Мальчик прожил несчастную жизнь, хотя отец, согласно Д'Онту, заботился о нем и хотел ему счастья. После смерти матери он попал в детдом. В десять лет он был принят в семью Гегеля, но законные сыновья – Карл и Иммануил – его не признавали. Мальчик тянулся к медицине, а отец принуждал его учиться на торгового служащего. Он «не преуспевал» ни в чем. Луи к тому же, по мнению Д'Онта, всегда «недоставало теплого отношения» [24, 230]. Думал ли и заботился ли о нем Гегель, как полагает Д'Онт? Некоторые исследователи говорят о Луи, как о «глубокой занозе в сердце» Гегеля. Что это означает? Скорее всего, мальчик не пришелся ни ко «двору» Гегеля, ни ко двору его семьи.

Некоторые гегелеведы, например, Хоффмейстер, полагают, что у Луи была плохая наследственность от матери, с которой Гегель не мог справиться.

Однажды, когда Луи уличили в незначительной краже – 60 пфеннигов, «Гегель впал в ярость». «Он отобрал у Луи свою фамилию»,