Истории будущего - Дэвид Кристиан

религиозных традиций допускало существование духов и богов. Две тысячи лет назад Цицерон писал: «Большинство думает, что боги существуют, – это ведь и правдоподобнее, и сама природа всех нас к этому приводит» [62]. Подобные воззрения объясняют особый тип мышления о будущем, характерный для многих человеческих обществ, и основанный на убеждении, будто возможно познавать будущее или договариваться о нем с насельниками духовного мира (так же как мы ведем переговоры с другими людьми).

Повсеместное распространение таких убеждений может опираться на неврологические причины. Все люди (а также, не исключено, прочие разумные существа) различают живое и неживое, агентов и неагентов. Это различение важно для повседневности: никто ведь не станет спорить, что нужно определить, какого рода объект затаился в тростнике в сумерках – бревно или крокодил? Человеческие младенцы учатся различать живое и мертвое, используя подсказки о том, как движутся предметы, какие звуки они издают (собаки двигаются не так, как машины, и издают иные звуки) и как они взаимодействуют с другими объектами184. Но неврологический механизм таких различий далеко не идеален, потому-то не всегда просто провести различие между тем, что мы называем сегодня естественным и сверхъестественным185. Наш мозг постоянно выискивает агентов, деятелей, и легко допустить ошибку, когда слышишь в ночи какой-то шепот за спиной. Почему железные опилки ползут к магнитам? Почему разлившаяся река кажется такой злобной? Сны и галлюцинации побуждают верить в возможность существования многих типов целеустремленных существ. К тому же подталкивает и язык, ибо грамматические формы сочетают действия и действующих лиц. В английском языке грамматика заставляет говорить, что ветер дует, солнце светит, мир вращается, а пандемия распространяется. Наше сознание склонно к чрезмерности в поиске агентов, поскольку это менее опасная и чреватая роковыми последствиями ошибка, чем обратный вариант186. Принять бревно за крокодила – забавно и простительно, а вот принять крокодила за бревно – поступок, который может оказаться фатальным.

Говоря коротко, почти всеобщая вера в наличие целе- устремленных существ и сил – антропологи девятнадцатого столетия рассуждали здесь об анимизме – может обуславливаться способом мышления, свойственным нашему разуму. Вот почему, возможно, большинство человеческих сообществ считает присутствие духов в мире само собой разумеющимся. Даже для скептика Цицерона духовный мир был эмпирической материей, и, как выразилась его биограф Элизабет Роусон, дивинация трактовалась как «ответвление» физики и изучение мира природы187.

Рассказ Элизабет Маршалл о духовном мире бушменов 1950-х годов дает представление о духовных верованиях, определявших, быть может, многие стороны мышления о будущем в «основополагающую» эпоху. Бушмены поклонялись многим богам, даже божеству-творцу, но считали тех охотниками-собирателями. Несмотря на все могущество, богам бушменов недоставало величия и славы «имперских» богов более поздних мировых религий. Они выглядели «как люди обыкновенного человеческого роста, охотились, как люди, имели жен и детей и жили под травяными навесами, как люди»188. Боги не были ни наставниками, ни учителями, хотя и могли вести себя непредсказуемо опасно (или проявлять несусветную глупость).

Для бушменов и прочих малых сообществ контакт с миром духов посредством обрядов был важным способом предугадать неопределенное будущее, особенно в вопросах здоровья. Элизабет Маршалл стала очевидицей обрядовых плясок, что начинались в сумерках, когда солнце садилось и на востоке восходила полная луна189. Женщины разводили костер возле главной постройки, а затем, одна за другой, рассаживались на пятках у огня. Едва на небосвод высыпали звезды, кто-то принимался петь и хлопать в ладоши, остальные мало-помалу подхватывали, складывался сложный контрапунктический ритм и звучала песня «захватывающей дух красоты». Мужчины – кое-кто с погремушками на ногах – начинали плясать в кругу. Некоторые от действа впадали в транс и «омывались» в пламени костра. Затем подходили к женщинам, клали тем руки на грудь и спину и, внезапно отпрянув, как бы вытягивали из женщины нечто – хворь (ту отшвыривали прочь, в подношение духам мертвых).

Пляски обычно продолжались до рассвета, причем на заре достигали полного неистовства, и резко обрывались с восходом солнца. «Уставшие женщины, просидев на пятках почти двенадцать часов, неловко вставали… Они болтали, смеялись, потягивались и искали несгоревший хворост». Древние наскальные рисунки из пустыни Калахари – отдельным из них, может быть, несколько тысяч лет – побуждают думать, что схожие традиции и воззрения существовали уже в «основополагающую» эпоху190.

Глава 6

Мышление о будущем в аграрную эпоху

«Установил я способы гаданий;Растолковал пророческие сны —Что правда в них, что ложь. ОпределилСмысл вещих голосов, примет дорожных.Я объяснил и хищных птиц полетИ что вещают – счастье иль беду, —Их образ жизни, ссоры и любовь;Гадания по внутренностям жертвы,Цвета и виды печени и желчи,Приятные при жертве для богов.Сжигая бедра жертвенных животных,Упитанные туком, пред людьмиРазоблачил я знаменья огня,Что раньше непонятны были взору»[63] .Эсхил. «Прикованный Прометей»Аграрная эра истории человечества

Около десяти тысяч лет назад (приблизительно с 8000 г. до н. э.) началась аграрная эра в истории человечества. Она закончилась всего около двух столетий назад, когда новые технологии и способы мышления эпохи ископаемого топлива начали закладывать основы сегодняшнего мира.

После нескольких сотен тысяч лет чрезвычайно медленных изменений в человеческом обществе преображения аграрной эры наверняка казались поразительными191. Пусть эта эра занимает лишь двадцатую часть общего срока пребывания человека на нашей планете, но на ее протяжении сельское хозяйство и прочие новые технологии, движимые ускорением темпов и масштабами коллективного обучения, осуществили революцию в человеческом обществе и в образе человеческого мышления. Необычайная климатическая стабильность эпохи с окончания последнего ледникового периода (на жаргоне геологов это эпоха голоцена, началась она около 11 500 лет назад) позволила земледелию распространиться по всему миру, заложив технологические и демографические основания дальнейшего развития – в том числе вплоть до сегодняшних дней192.

Сельское хозяйство позволяло производить гораздо больше пищи на отдельно взятой территории, чем добывалось охотой и собирательством, а излишки обеспечили прирост численности человеческого населения – от приблизительно шести миллионов в конце последнего ледникового периода до приблизительно девятисот миллионов человек к 1800 году н. э. (при средней скорости роста почти 0,05 % в год). К 1800 году большинство людей проживало не в кочевьях, а в оседлых общинах, которые мы называем деревнями, тогда как около 7 % населяло города. Крупнейшие поселения разрослись от крошечных локаций с сотней жителей до городов, где проживало в каждом более миллиона человек. За тот же период общее потребление энергии увеличилось с пятнадцати миллионов гигаджоулей в год до более чем двадцати миллиардов гигаджоулей в год, а потребление энергии на душу населения возросло в семь с лишним раз – от приблизительно трех гигаджоулей в год до приблизительно двадцати трех гигаджоулей.

Между тем три основных устремления, выделенных нами при рассмотрении коллективного обучения, набирали обороты. Новые технологии укрепляли власть человека над окружающей средой;