Полимат. История универсальных людей от Леонардо да Винчи до Сьюзен Сонтаг - Питер Бёрк
Полимат. История универсальных людей от Леонардо да Винчи до Сьюзен Сонтаг читать книгу онлайн
Обычно под полиматами понимают универсальных людей, одаренных в разных областях. Как ни странно, эти удивительные личности, наделенные почти сверхъестественными способностями, почти не изучены как явление. Книга известного историка Питера Бёрка – удачная попытка восполнить этот пробел. Согласно его определению, полиматы – не просто эрудиты с широкими интересами, а ученые, обладающие энциклопедическими знаниями о предмете или его существенном сегменте. В чем состоит их уникальность и можно ли их классифицировать? Какие черты – врожденные или приобретенные – способствуют полиматии? Насколько важны для этих людей социокультурные и экономические условия, в которых они живут и работают? Как на них влияют технический прогресс и информационный взрыв? Выживут ли полиматы как «вид» в условиях углубляющейся специализации? Питер Бёрк ищет ответы на эти и другие вопросы, исследуя историю и «среду обитания» полиматов – от Пифагора до Джареда Даймонда, от Леонардо да Винчи до Сьюзен Сонтаг. «В последние годы термин „полимат“, раньше применявшийся только в отношении ученых, распространился на людей, чьи достижения простираются от спорта до политики… Однако в этой книге мы сосредоточимся все-таки на академическом знании, которое ранее именовалось „ученостью“». «На персональном уровне важен вопрос о том, что двигало этими людьми. Была ли это простая, но всепоглощающая любознательность, то самое августианское „только чтобы узнать“, или что-то еще лежало в основе того, что политолог Гарольд Лассуэлл в своих мемуарах назвал „страстью к всезнанию“? Что заставляло их переходить от одной науки к другой? Быстрая потеря интереса или невероятная степень открытости ума? Где полиматы находили время и силы для своих разносторонних занятий? На что они жили?» «В книге пойдет речь о Европе и обеих Америках с XV столетия и до наших дней. Она начинается с uomo universale эпохи Возрождения, но основное внимание в ней уделено долгосрочным последствиям того, что можно назвать двумя кризисами учености, первый из которых пришелся на середину XVII, а второй – на середину XIX века. Оба были связаны с широким распространением книг (пока еще рано говорить о долгосрочных последствиях третьего кризиса, вызванного цифровой революцией). Все три кризиса привели к тому, что можно назвать информационным взрывом – как в смысле стремительного распространения знаний, так и в смысле их фрагментации».Для кого Книга предназначена для широкого круга любознательных читателей, в особенности тех, кого интересуют вопросы социологии, философии, культуры, развития личности и истории науки.
Ознакомительный фрагмент
музыку, математику, физику и астрономию. Рудбек спроектировал анатомический театр для Упсальского университета и акведук для города. Он сочинял музыку, активно занимался картографией, а также возглавил команду ученых, которые занялись описанием и зарисовкой всех известных растений, и тем самым вывел Упсальский университет на передовые позиции в ботанике почти за столетие до Линнея. Кстати, Линней был студентом сына Рудбека, Улофа Рудбека – младшего, чьи интересы включали в себя, наряду с ботаникой, медицину, орнитологию и лингвистику[213].Как бы там ни было, сейчас Рудбек-старший наиболее известен как автор «Атлантики» (Atlantica, 1675–1698), огромного незавершенного трактата о древнем северном мире[214]. Из-за этого проекта, которым Рудбек занялся в поздние годы жизни, его часто считают эксцентричной личностью, однако его интерес к далекому прошлому цивилизации Севера можно рассматривать в контексте шведской теории, известной под названием «готицизм», поскольку она включала в себя представления о том, что шведы являлись потомками готов и цивилизация зародилась именно в Швеции[215]. В частности, эрудит Иоганн Буреус, наставник юного короля Густава Адольфа, искал утраченную мудрость готов[216]. Олаус Верелиус, коллега Рудбека по университету, профессор шведских древностей, идентифицировал одно из мест в старой Упсале как местоположение храма «гипербореев» – народа, который, согласно Геродоту и другим древним авторам, жил «за северным ветром» (бореем).
Рудбек в своих рассуждениях пошел гораздо дальше, отождествляя шведов не только с готами, но и со скифами и троянцами. Он утверждал, что цивилизация (включая письменность, календари и астрономию) зародилась на Севере, а платоновская Атлантида находилась в Швеции. Можно сказать, что в своих исканиях он был одержим идеей этноцентризма в отношении не только Севера, но и Швеции и даже Упсалы, – столицу Атлантиды он поместил в Старой Упсале, недалеко от университета.
Чтобы подкрепить свои утверждения, Рудбек пытался объединить несколько хронологий, древних и современных. Он сравнивал мифы и обычаи древних народов с современными скандинавскими, утверждая, в частности, что культ солнца зародился в Северной Европе. Изобретательный в методах, Рудбек также опирался на свидетельства естественных наук – природа была для него «самой мудрой и надежной из книг». Например, его метод датировки основывался на тщательном изучении гумуса в почве – такой подход археологи разовьют несколько столетий спустя. «Он прорыл траншею через холмы Старой Упсалы и зарисовал вертикальные сечения, фиксируя характеристики каждого пласта», а также обмерил каждый слой, чтобы вычислить его возраст[217].
Рудбек занимался даже чем-то вроде экспериментальной археологии, напоминающей о более позднем скандинавском исследователе, Туре Хейердале, который в 1947 году прошел на судне «Кон-Тики» от Перу до островов Туамоту с целью доказать свою гипотезу о том, что Полинезия была заселена выходцами из Южной Америки. Аналогичным образом Рудбек руководил экспериментом по транспортировке корабля по суше, желая продемонстрировать, что знаменитый корабль Ясона «Арго» мог попасть из Черного моря в Балтийское.
Ученость Рудбека сочеталась со многими яркими идеями, но он часто находил именно то, что хотел найти, особенно когда дело касалось Швеции. Ниже мы еще вернемся к критике его идей.
Полимат как пансофист: Кирхер
Еще грандиознее, чем у Рудбека, были познания немецкого иезуита Афанасия Кирхера, которого писатель-соотечественник Филипп фон Цезен окрестил «фениксом среди ученых нашего столетия». Кирхер написал тридцать две книги, и его называли, как мы уже видели, «последним человеком, который знал все» или – более скромно – «человеком Возрождения» и «последним из полиматов»[218]. Среди его сочинений можно найти работы о Китае и Египте, географии Тосканы и Лация, магнетизме, математике, горном деле и музыке. В исследовании по акустике и оптике Кирхер проводил аналогии между распространением света и звука. Он также писал и о самой scientia universalis в книге, которой в честь Раймунда Луллия дал название «Великое искусство познания» (Ars Magna Sciendi, 1669).
Кирхер знал двенадцать языков, изучал фармакологию, наблюдал за затмениями и пытался расшифровать египетские иероглифы, а результаты своей работы представил (благодаря щедрой субсидии императора) в роскошных фолиантах под названием «Эдип Египетский» (Oedipus Aegyptiacus, 1652–1654)[219]. Он также был изобретателем, придумавшим цветочные часы из подсолнечника, водяной орган, «вечный» двигатель, волшебный фонарь и устройство под названием «Мусаритмический Ковчег» (Arca Musarithmica), позволяющее сочинять музыку к заданному тексту. Он написал повесть о полете на Луну, «Экстатическое небесное путешествие» (Itinerarium exstaticum, 1656), явно в попытке превзойти аналогичное по теме, но более короткое сочинение Иоганна Кеплера.
И в наши дни трудно не удивляться тому, как Кирхер умудрялся упорядочивать тот огромный объем информации, который содержится в его фолиантах, и использовать источники на многих языках, «сочиняя тексты на латинском, итальянском, испанском, немецком, голландском, греческом, иврите, армянском, арабском и коптском и читая еще на многих других»[220]. Он внес серьезный вклад в копилку наших знаний; ценны были и некоторые его обобщающие работы, особенно книга о Китае.
Однако у этих достижений была и обратная сторона. Кирхер часто ошибался и подвергался критике со стороны ученых, занимавшихся конкретными дисциплинами. Например, в вопросах истории музыки его критиковал Маркус Мейбом, в теории магнетизма – Марен Мерсенн, в языкознании – Иоб Лудольф. Лудольф, крупнейший специалист в области, которую мы бы назвали компаративной лингвистикой, предостерегал одного из своих коллег: «Пожалуйста, держись подальше от Кирхера. Он не настолько серьезно владеет языками, как заявляет»[221].
Иногда Кирхер обещал больше, чем мог сделать, как в случае его печально известных утверждений о том, что он будто бы решил задачу квадратуры круга и расшифровал египетские иероглифы, которые он (подобно итальянским гуманистам) считал не видом письменности, а знаками со скрытым смыслом[222]. Более опасной, чем ошибки, была его непоколебимая уверенность в своем успехе, своего рода гордыня, которая встречалась и у других эрудитов. Вкупе с распространенным предвзятым отношением к иезуитам это, по-видимому, и приводило к обвинениям в мошенничестве. Можно сказать, что по сравнению с жившими в то время другими ведущими учеными Кирхер обладал избытком любознательности, энтузиазма, энергии и изобретательности (это качество очень ценилось в его время), но его критические способности были слабыми, и некоторые современники это понимали[223]. Карьера Кирхера – наглядный пример тех рисков, которыми сопровождалось стремление к полиматии в ту эпоху.
Интерес Кирхера к личности Пико делла Мирандолы и особенно к трудам Раймунда Луллия делает его частью традиции полиматии. То же можно сказать и о его вере в единство знания, о чем шла речь в предыдущей главе. Эта вера позволяла ему проводить аналогии между различными явлениями (например, светом и звуком). Она же побуждала его к попытке синтеза разных систем знаний – языческой и христианской, западной и восточной. Если бы Ян Коменский не был протестантом, Кирхер наверняка бы им восхищался. В любом случае он практиковал некую разновидность пансофии, хотя и не ассоциировал ее с планами по переустройству мира[224].
Полимат как критик: Бейль
Не столь обширными, как у Кирхера, но все же очень значительными были познания Пьера Бейля, французского протестантского пастора, который в 80-е годы XVII века бежал в Голландскую республику. Однажды Бейль признался в том, что «жаждет знать все» (affamé de savoir tout)[225]. Он преподавал в протестантских академиях, сначала во Франции (в Седане), затем в Роттердаме, но оставил академическую карьеру, когда ему предложили стать редактором научного журнала «Новости Республики ученых» (Nouvelles de la République des Lettres), который выходил ежемесячно и просуществовал три года (1684–1687). Он сам писал большинство статей в новостной рубрике (главным образом рецензии на книги). Бейль был не единственным протестантом, издававшим журнал, посвященный культуре, и некоторых из его коллег тоже можно назвать полиматами: Анри Баснаж, например, писал об истории, теологии, языках и даже механике. Однако интересы Бейля были гораздо шире, чем у него. Они нашли отражение в его знаменитом «Историческом и критическом словаре» (Dictionnaire Historique et Critique, 1697).
Этот словарь представлял собой историческую энциклопедию, задуманную как замена более раннего справочника, «Большого исторического словаря» (Le Grand
