Полиаспектная антропология - Николай Морхов

Гегелю)) все противоречия между этими нравственными оппозициями, можно сигнифицировать посредством различных референциальных дефиниций. При этом, конечно, эта экзогенная сигнификация данных этических представлений не способна изменить их эндогенное эссенциальное семантическое содержание. Так, в одной и той же унитарной и цельной обособленной нравственной системе координат порочные мысли, дискурсы, поступки и т. д. всегда будут обладать негативными коннотациями, тогда как добродеятельные — позитивными, независимо от приписываемых им теми или иными отдельными персонами или их гетерогенными группами каких-либо экстериорных референций. Безусловно, вполне понятно, что если сопоставлять между собой различные самобытные и уникальные автономные моральные ойкумены, принадлежащие к тем или иным культурам и цивилизациям, а также к разнородным хронологическим периодам, то сама экспозиция, касающаяся идентификации порока и/или добродеятели, будет носить более сложный и многозначный герменевтический характер. Поскольку, кристально ясно, что одни и те жи мысли, дискурсы, действия и т. д. в гетерогенных этических и аксиологических оригинальных обособленных системах координат могут обладать абсолютно противоположными друг другу коннотациями. Между тем, после вышеизложенных замечаний, продолжая дальнейшее дескриптирование ранее рассматриваемой тематики, следует в очередной раз подчеркнуть, что сам синтез между моральными антитезами не только репрезентирует собой одну и ту же единую и цельную автономную матрицу, но и всегда находится строго по середине между ними. При этом, ранее уже отмечалось, что последние (антитезы) также можно и даже необходимо осмыслять и интерпретировать в качестве атрибутирующих (и/или репрезентирующих) ее (матрицу) гетерогенных состояний (и/или моментов). Кроме того, он (синтез) препятствует данным нравственным оппозициям осуществлять между собой перманентную и нерегулируемую энантиодромическую метаморфозу, не позволяющую точно и корректно зафиксировать абсолютное и экзистенциальное различие между ними. То есть, именно он (синтез) предотвращает перманентную трансформацию данных этических антитез друг в друга, выделяя и репрезентируя каждую из них — включая и свой собственный персональный гештальт — как конкретную уникальную и специфическую однозначную семантическую конструкцию. При этом, он (синтез) сам, также как и эти моральные противоположности, фиксируемые и дифференцируемые его возникновением и последующем манифестированием, выступает в качестве самобытной и оригинальной эпистемологической парадигмы. Таким образом, вышеуказанная одна и та же унитарная и целостная автономная структура, репрезентируемая, в свою очередь, как нравственными антитезами, так и синтезом между ними, препятствующим последним (антитезам) бесконечно продуцировать между собой однообразную и однотипную энантиодромическую модификацию, с одной стороны, отвечает всем требованиям полноценного и корректного диалектического дискурса, конституируя его в качестве уникального и самодостаточного обособленного гносеологического подхода. А с другой — как это уже отмечалось ранее — в очередной раз напоминает о его (дискурса) неотчуждаемых и непреодолимых процедурах, постулатах, доктринах и алгоритмах, отрицающих любое интеллектуальное свободомыслие, развертывающееся внутри его концептуального пространства и противоречащее базовым методологическим положениям, установкам и принципам данных теоретических семантических аспектов (процедур, постулатов и т. д.).

Вместе с тем, безусловно, далее следовало бы проиллюстрировать ментальные взгляды и воззрения других отдельных мыслителей и философских школ относительно этической проблематики. Поскольку данное обстоятельство позволило бы избежать односторонних и моновариантных трансцендентальных сентенций и аффирмаций относительно последней (проблематики). Однако во-первых, данный текстуальный фрагмент является весьма схематичной и лапидарной дескрипцией тех или иных смысловых аспектов самой диалектической методологии, а не моральных и аксиологических взглядов различных интеллектуальных течений и философов. А во-вторых, безусловно, для освещения всего полнобъемного и полисемантического спектра нравственных вопросов требуется отдельный полноценный труд, затрагивающий именно эту тематику, поскольку лишь такой концептуальный подход — в отличие от всех остальных актов и действий — будет носить наиболее адекватный и корректный эпистемологический характер. Таким образом, после вышеизложенных весьма исчерпывающих замечаний, — и в границах именно данного текстуального сегмента, — следует завершить осмысление и описание этической проблематики как таковой в различных ее ракурсах и перейти к другим смысловым аспектам, касающимся герменевтического рассмотрения самого диалектикого метода.

Итак, выше уже неоднократно подчеркивалось, что сами процедуры и постулаты диалектического подхода представляют собой абсолютно неизменные аксиоматические методологические положения и установки. Естественно, — и это также отмечалось ранее, как вполне логичный и корректный семантический аспект — не только он (подход), но и любой другой концептуальный метод имеет свои собственные уникальные и самобытные трансцендентальные доктрины, законы, операции и алгоритмы, делающие его по настоящему самодостаточным и полноценным инструментом познания и отличающие его от всех остальных исследовательских гносеологических орудий. И тем не менее, рассудочный субъект, согласно собственным ментальным представлениям, может рассматривать посредством диалектического подхода самые разнообразные процессы, вещи, феномены, идеи, знаки, события, предметы, симулякры и т. д. как с совершенно различных сторон, ракурсов и позиций, так и в абсолютно любой семантической последовательности и конфигурации. Так, он (субъект) не способен трансформировать и модифицировать его (подхода) процедуры, алгоритмы и постулаты, однако, посредством последнего он может свободно конституировать те или иные концептуальные идеи и взгляды. При этом, он (субъект) может отталкиваться в своих гносеологических и диалектических интеллектуальных построениях от ординарных или экстравагантных, позитивных или негативных, деструктивных или конструктивных, транцендентных или имманентных, а также бесчисленного множества других самых разнообразных и парадоксальных мировоззрений. Так, весьма показательны теоретические представления и позиции Г. Гегеля и Ф. Шеллинга, принадлежащих — как уже отмечалось ранее — к идеалистическому (и неоплатоническому) философскому направлению. И если первый в своей программной работе "Феноменология духа" ("Phänomenologie des Geistes") изначально доказывал и фиксировал существование рационального сознания ("bewußtsein"), а уже затем, базируясь на этих фундаментальных предпосылках и положениях, обосновывал манифестирование апофатической инстанции. То второй в собственном монументальном труде "Философия откровения" ("Philosophien der offenbarung"), наоборот, все свои ментальные конструкции выстраивал посредством нисходящего вертикального движения, всегда продуцируемого метафизической структурой. Безусловно, вполне понятно, что сами деконструкция и герменевтика гетерогенных высокоинтеллектуальных метанарративов и гипердискурсов, ретранслируемых и дескриптируемых каждым из вышеуказанных германских мыслителей, могут осуществляться при помощи всевозможных самых разнообразных гносеологических, концептуальных, риторических, символических, метафорических и иных теоретических взглядов и подходов. При этом, также кристально ясно, что само апофатическое начало является альфой и омегой не только для последних (мыслителей), но и для всех рациональных акторов, придерживающихся идеалистических представлений и позиций. Кроме того, номиналисты и материалисты различного толка в отличие от идеалистов и неоплатоников, вообще тотальным и бескомпромиссным образом отрицают какие-либо трансцендентные матрицы и измерения. И поэтому они рассматривают посредством диалектической методологии различные феномены, процессы, события, предметы, вещи, симулякры и т. д., относящиеся исключительно лишь к гилетической реальности, а не к каким-либо иным апофатическим сферам структуры мироздания.

Одновременно с этим, также существуют мыслители, не признающие обособленное и суверенное экзистирование ни материального, ни метафизического ареалов. Их условно можно идентифицировать как рациональных субъектов, принадлежащих к неоаристотелианскому и неотомистическому (и/или неореалистскому) философскому направлению. Они утверждают, что условные трансцендентная и имманентная ойкумены (или как