Эффект летучей мыши. 10 уроков по современному мироустройству помимо черных лебедей - Фарид Закария

2008 года. Люди стали объяснять кризис чрезмерной сложностью и связанностью глобальной экономики, которая принесла выгоду бизнесу в ущерб труду – банкирам и инвесторам, а не обычным рабочим. Затем наступил период восстановления, подпитываемый исторически низкими процентными ставками и другой активной монетарной политикой, которая привела к росту стоимости акций и других финансовых активов, что ещё больше углубило разрыв между капиталом и трудом. В крупных странах, включая Великобританию и США, избирались политики-популисты, выступавшие против «глобализма». Люди начали говорить о «деглобализации». А затем пришла пандемия.

Стремление к независимости

COVID‑19 и последовавшие за ним национальные ограничения привели к тому, что экономические показатели упали сильнее, чем когда-либо в истории. В апреле 2020 года, по сравнению с предыдущим годом, мировые авиаперевозки сократились на 94 %, регистрация новых автомобилей в Европейском Союзе снизилась на 76 %. В США стало на 20 миллионов рабочих мест меньше. К маю уровень безработицы в Америке достиг пика в 14,7 % – цифры буквально зашкаливали. Наряду с экономическими потрясениями вводились пограничный контроль и ограничения на поездки, даже между странами, известными своей открытостью по отношению друг к другу. Шенгенская зона Европы, в пределах которой граждане ЕС путешествуют без каких-либо виз, запретила въезд почти всем иностранцам, а на некоторое время даже ограничила свободу внутреннего передвижения.

Кроме того, люди серьёзно обеспокоились своей зависимостью от зарубежных производителей ключевых медицинских товаров. Например, каждая третья таблетка, принимаемая американцами, – это дженерик, произведённый в Индии. При этом страна получает две трети фармацевтических ингредиентов из Китая. В разгар пандемии в середине марта 2020 года артерии мировой торговли сузились и закупорились. Поскольку рейсов стало намного меньше, стоимость перевозки товаров через Тихий океан в расчёте на фунт стерлингов возросла в три раза. Стремясь к безопасности, многие правительства – от ЕС до Японии и Индии – объявили о решимости добиваться большей самостоятельности или, по крайней мере, сделать систему глобальных цепочек поставок более устойчивой. Даже ранее убеждённые глобалисты вдруг заговорили о «решоринге». В национальном обращении президент Франции Эммануэль Макрон посетовал на «зависимость своей страны от других континентов» и объявил, что его новой целью после пандемии будет достижение «независимости» в области технологий и промышленности. Несколько недель спустя Джо Байден, интернационалист по жизни, обнародовал план «Покупай всё американское» стоимостью 400 миллиардов долларов. Созвездие сил, похоже, собирается воедино, чтобы обратить вспять свободное движение товаров, услуг, денег и людей, которое преобразило мир за последние четыре десятилетия.

Но сработает ли система? Давайте посмотрим на данные, большинство из которых говорят о положении дел до пандемии. (Более свежая информация пока недоступна). Одним из распространённых показателей глобализации является доля экспорта в мировой экономике. После 2008 года процент резко снизился, и, хотя он несколько восстановился, в 2018 году составил 30,1 %, что чуть ниже максимума 2008 года – 30,8 %. Но где был этот показатель всего двадцать лет назад, в 2000 году? На уровне 26 %. Тридцать лет назад, в 1990 году? На уровне 19 %. Или, например, рассмотрим прямые иностранные инвестиции. В 2016 году их объем составил 2,7 триллиона долларов, по сравнению с 2000 годом, когда эта цифра составляла $1,6 трлн. В 1990 году показатель равнялся 240 миллиардам долларов. Авиаперевозки и связанный с ними туризм в 1998 году дали 1,4 триллиона долларов в мировой ВВП, и эта цифра почти удвоилась к 2016-му. Другими словами, почти по всем показателям с 1990-х годов глобализация стремительно неслась вперёд, а в последние несколько лет она сделала один или два шага назад. Это не деглобализация – это пауза.

Рис 1. Семь десятилетий глобализации. Индекс открытости торговли рассматривает весь экспорт и импорт как долю от общего объёма мировой экономики, выраженную по оси «Y» в процентах от ВВП

В целом мировая экономика остаётся глубоко взаимосвязанной. Самый масштабный показатель, «индекс открытости торговли», который рассматривает весь экспорт и импорт как долю от общего объёма мировой экономики, снизился до 54 % в 2016 году с 61 % в 2007 году. Но если посмотреть на график с исторической точки зрения, то с 1945 года, когда открытость торговли составляла около 10 %, можно увидеть почти непрерывный восходящий путь растущей глобализации. Спад с 2008 года реален, но незначителен; это лишь всплеск на долгосрочной тенденции.

Краткосрочным последствием пандемии и локдауна, конечно, стало свёртывание всей экономической деятельности, как внутренней, так и международной. Этот процесс, вероятно, перерастёт в фазу реальной, но умеренной деглобализации. Однако экономические показатели могут улучшиться так же быстро, как и ухудшиться, особенно когда под рукой окажется лекарство или вакцина. Долгосрочные последствия неясны, но риторика против глобализации пока ещё не переросла в столь же экстремальную политику. Почти ни одна страна не ввела новые крупные меры в ответ на вирус и не планирует этого делать. Возведение барьеров не имеет смысла, поскольку большинство стран будут искать наиболее эффективные способы стимулирования роста, а создание препятствий на пути торговли – верный способ помешать восстановлению экономики.

Администрация Трампа нарушила давнюю американскую традицию продвижения свободной торговли, что обошлось налогоплательщикам весьма дорого – около 1300 долларов на семью – и принесло мало пользы. Но остальной мир продолжает двигаться дальше. За последние несколько лет были пересмотрены Транстихоокеанское партнёрство (за исключением Америки), соглашение между ЕС и Канадой, ЕС и Японией и Африканская континентальная зона свободной торговли. Впрочем, с 2008 года страны приняли сотни небольших протекционистских мер, хотя их чистый результат довольно скромен. Средняя тарифная ставка в промышленно развитом мире в 1960-х годах, до раунда либерализации, кульминацией которого стал 1967 год, составляла 15 %. В 2017 году средний мировой показатель – даже с учётом традиционно скептически настроенных к торговле развивающихся стран – составил менее 3 %. Возможно, он поднимется до 4 %. И снова большие шаги вперёд и шаг или два назад.

В ходе борьбы со вспышкой COVID‑19 несколько стран, включая США, Индию и Францию, заявили об опасности зависимости от иностранных поставщиков в области жизненно важных медицинских товаров. Но, по крайней мере на Западе, многие товары, которые оказались в дефиците, не относились к сложной технике или лекарствам – это были простые средства, такие как маски для лица и ватные тампоны, которые, естественно, производятся в странах с низким уровнем дохода. Возвращение массового производства базовых потребительских товаров, таких как эти, будет стоить очень дорого. А следующей чрезвычайной ситуацией может стать климатическая катастрофа, требующая совершенно других запасов. Даже будущая пандемия может отличаться от респираторного вируса и потребовать своего собственного набора критически важного оборудования.