Эффект летучей мыши. 10 уроков по современному мироустройству помимо черных лебедей - Фарид Закария

как это произошло с Франклином Рузвельтом, когда он заболел полиомиелитом. Но если иногда болезнь и способна стереть неравенство, чаще всего она его усугубляет. Если мы столкнёмся с ещё одной пандемией, что весьма вероятно, нам следует признать необходимость обеспечения безопасности и здоровья каждого, будь то богатый или бедный. Такой подход должен служить одной из основных форм равенства, к которому мы стремимся. Новый коронавирус, возможно, вынуждает нас жить в соответствии с очень древней мудростью, содержащейся во многих священных текстах и философских трудах, смело провозглашённой во время американской и французской революций. Неравенство – явление неизбежное. Но в самом фундаментальном, моральном смысле все люди равны.

Урок восьмой

Глобализацию не остановить

Рано утром 31 марта 2020 года от COVID‑19 скончалась Лилиана дель Кармен Руис. Она работала педиатром на северо-западе Аргентины. Ей было пятьдесят два года, и у неё были сопутствующие заболевания, которые повышали риск заражения. Она не выезжала за границу, и до того, как анализ подтвердил наличие у неё нового коронавируса, считалось, что она больна лихорадкой денге. Будучи дочерью пекаря и домашней работницы, она пережила рак, получила медицинское образование в городе Кордова и вернулась на работу в родную провинцию Ла-Риоха. Руис первая заразилась COVID‑19 в этой провинции и стала первой, кто от него умер.

Во время пандемии по всему миру произошли сотни тысяч трагических смертей, но я решил выделить именно эту по одной простой причине. В провинции Ла-Риоха, недалеко от места смерти Руис, находится антипод (точка на прямо противоположной стороне планеты) того места, где всего несколькими месяцами ранее впервые появился вирус – Ухань, Китай. Удалённый, не имеющий выхода к морю уголок Аргентины пострадал от того, что произошло на рынке в двенадцати тысячах миль от него. Мы все связаны друг с другом, и никто не контролирует ситуацию.

Существует некая парадоксальная особенность пандемий: несмотря на названия в честь конкретных мест, они определённо не сдерживаются границами. Так было на протяжении веков, начиная с караванов Шёлкового пути и торговых галер средневекового мира, и особенно в последние 150 лет, когда появились пароходы и поезда. Существовали «русский грипп» 1889–1890 годов, «испанский грипп» 1918–1919 годов, «азиатский грипп» 1957–1958 годов, «гонконгский грипп» 1968–1969 годов, «ближневосточный респираторный синдром» (MERS) 2012 года, а теперь «уханьский вирус» 2019–2020 годов. Выявляя одержимость иностранными ярлыками, эти названия – даже если они неверны в отношении происхождения вируса – выдают гораздо более широкий охват болезней. Стремление рассматривать патоген как пришедший из-за границы очень велико, но, конечно, эти болезни редко носили такие прозвища в местах, в честь которых были названы. В Испании «испанский грипп» был просто гриппом.

На протяжении более ста лет люди беспокоились о связи между болезнями и процессом уплощения мира, который в настоящее время мы называем глобализацией. Журналистка Флоренс Фенвик Миллер, следившая за гриппом, который прошёл путь по континентальной Европе, а затем по Великобритании, писала в лондонской газете в 1890 году: «Предприимчивый микроб путешествует со стремительной скоростью <…>. Нам приходится расплачиваться за преимущества. Поезда, которые так быстро перевозят нас и наши письма, служат, по-видимому, источником распространения заболеваний». Когда пандемия опустошала Европу, пятнадцатилетний Уинстон Черчилль написал для своей школьной газеты стихотворение, описывающее неумолимое шествие болезни на Запад из Азии: «Вершины Урала он покорил и каждый барьер, и преграду. Он двигался медленно, верно, овеянный жуткой славой».

Сегодняшние опасения по поводу распространения болезни и глобализации стремительно перерастают в концепцию развала взаимосвязанного мира. Как предсказал один обозреватель, COVID‑19 – это «последний гвоздь в гроб глобализации». Но так ли это на самом деле? Люди десятилетиями протестовали против глобализации и предупреждали о её гибели; писались книги с её осуждением. Политические движения во многом основывают свои призывы на идее повернуть вспять этот якобы страшный поток. Но сделал ли кто-нибудь это? Да и способен ли? Автор Закари Карабелл, писавший в первые недели пандемии, пришёл к выводу, что при более тщательном изучении данных «мы, скорее всего, найдём новое подтверждение тому, что уже знаем о глобализации: её просто ненавидеть, удобно преследовать и невозможно остановить».

Современный аргумент против глобализации заключается в том, что все мы слишком взаимосвязаны, а жизни и экономики настолько переплетены, что мы потеряли контроль над собственной судьбой. Одним из конкретных элементов этой озабоченности является ситуация, когда в чрезвычайном положении, подобном COVID‑19, глобальные цепи поставок повышают уязвимость к критическому дефициту медицинских товаров. Новая мудрость заключается в том, что некоторые вещи должны производиться на месте. Это едва ли не первый случай, когда мы вновь ощущаем беспокойство по поводу потери контроля, которая сопровождает запутанную глобальную экономику. В конце 1960-х годов Гарольд Вильсон, будучи премьер-министром Великобритании, столкнулся с давлением международных рынков и поклялся противостоять «гномам из Цюриха». На протяжении 1990-х годов мы наблюдали за развитием экономических кризисов – от Мексики до Восточной Азии и России, и в каждом из них люди утверждали, что их страны разоряются, потому что финансисты в таких местах, как Нью-Йорк и Лондон, бессовестно делают ставки против них. Когда рынки осыпают вас деньгами, вы считаете это справедливым вознаграждением, но, когда они отказываются от своих благодеяний, вы кричите, что всё подстроено.

В 1999 году, когда торговля стремительно развивалась, а Интернет набирал обороты, появился другой вид ответного удара – на этот раз в форме народной реакции. В том году фермер по имени Жозе Бове организовал группу активистов, которые разрушили франшизу McDonald's, строившуюся в маленьком французском городке Мийо. Для Бове «Золотые арки» олицетворяли однородный капитализм американского образца, охвативший весь мир. В декабре 1999 года десятки тысяч разгневанных демонстрантов пришли на заседание Всемирной торговой организации в Сиэтле. Теракты 11 сентября 2001 года в определённом смысле также послужили ответной реакцией против открытого мира. Однако эти кризисы мало что сделали, чтобы замедлить поступательное движение мировой торговли. В ответ на теракты 11 сентября страны ввели ряд ограничений в сфере путешествий и иммиграции, но после кратковременной заминки люди возобновили поездки. С 2001 по 2018 год объем авиаперевозок увеличился более чем в два раза – с 1,7 миллиарда пассажиров в год до 4,2 миллиарда.

Финансовый кризис 2008 года нанёс более долгосрочный ущерб. Потрясения американского и европейского рынков отразились на всём мире, в результате чего потоки капитала, товаров и услуг резко сократились по всему миру на 9 % и более. По мере восстановления экономики эти потоки росли очень медленно. Торговля, движение капитала и прямые иностранные инвестиции так и не восстановились до уровня