Пролог: Мегатренд альтернативной энергетики в эпоху соперничества великих держав - Александр Мирчев

Ознакомительный фрагмент

Мегатренд альтернативной энергетики позволяет предположить появление новых ядер, переход периферии в эту категорию и наоборот. Таким образом, значительно меняются и размываются традиционные отношения и сферы влияния между ядром и периферией. Очевидное разделение «ядро – периферия» в XXI в. все еще встречается как продукт доминирования Запада в области технико-экономического прогресса с начала промышленной революции. Подавляющее технико-экономическое доминирование Европы, а затем и США было основано на идее, что западная модернизация – это путь к повсеместному утверждению капитализма и экономического процветания. Однако западная модернизация все чаще наталкивается на специфику, культурные различия и экономическую мощь периферии. Более того, многие страны полупериферии и периферии сумели обеспечить развитие на основе моделей государственного капитализма и национал-капитализма, что сильно расходится с принципами свободного рынка, присущими западным экономикам.

Несмотря на эти изменения, понятие геополитического ядра и периферии сохраняет свою полезность для описания отношений доминирования и власти в международных отношениях[197]. В конце концов, в XXI в. внутренние и внешние расколы остаются такими же сложными и неоднородными, как и в XX в. Разница заключается в том, что внешние влияния, которые традиционно были предметом национальной безопасности, в условиях глобализации становятся более распространенными. Более того, влияние ядра на периферию постоянно мутирует, приводя к развитию социальных, экономических и политических процессов, высвечивающих новые области конфронтации, в том числе таких, как давление на ядро со стороны периферии по мере ее развития. Изменение характера отношений между акторами ядра и периферии заставляет переосмыслить и будущие риски для безопасности.

Появление многих центров силы после холодной войны сделало непредсказуемым захват доминирующих позиций кем-либо из акторов. Новый мир ставит под вопрос адекватность традиционных представлений о географическом распределении власти. Включение мегатренда в геополитические процессы и повестку безопасности привносит сложность в отношения между государствами и между государственными и негосударственными акторами, действующими в современной многополярной системе.

1.3. «Восток – Запад»: как мегатренд способствует преобразованию прежней гегемонии Запада в соответствии с новыми направлениями противостояния и сотрудничества

Традиционно раскол между Востоком и Западом определял распределение глобальной политической власти и влияния между цивилизационными и культурными центрами на мировой карте. Представление о таком расколе – это своеобразный геополитический концепт, который предполагает заданность определенного уровня противостояния и конкуренции при проведении внешней политики.

При том что раскол между Востоком и Западом – это преимущественно социологическая конструкция, описывающая различия между западной и восточной культурами (при этом Австралия, например, считается частью Запада), он задает и географические рамки, в которых действуют «политические элиты и общественность в соответствии со своими идентичностями и интересами»[198]. Также он устанавливает четкие границы противостояния в сфере безопасности и представления о перспективах, требующих от каждой стороны определенных шагов для обеспечения собственной безопасности.

Противостояние между Востоком и Западом наблюдается с древних времен. Великие западные цивилизации (Древняя Греция и Древний Рим) существовали рядом с восточными (Персия, Понт и Парфия) и соперничали с ними. Мысль о том, что Запад существенно отличается от Востока, развивалась и в последующие века, в частности в период крестовых походов, исследовательских экспедиций и последующей колониальной экспансии Запада. После Второй мировой войны раскол между Востоком и Западом перерос в биполярное разделение между Западом, возглавляемым США, и Востоком, где доминировал Советский Союз. Популярный метанарратив о триумфе западного либерального капитализма, который утвердился в конце XX в., теперь оказался под вопросом. Социальные и геополитические различия, которые Запад, казалось бы, ликвидировал в конце холодной войны, появились снова. Теперь они сопровождаются еще большим разнообразием культур, знаний и практик, что, в свою очередь, порождает переход от конформизма к бунту против статус-кво[199].

Принятое в XX в. разделение «Восток – Запад», между либеральными демократиями Запада и более авторитарными государствами Востока, становится размытым в многополярной международной системе. После Второй мировой войны страны Востока (например, Япония, Сингапур, Таиланд, Южная Корея и др.) начали процесс принятия и адаптации западного либерализма и капитализма. Традиционное понимание соперничества между Востоком и Западом еще более усложнилось с появлением мощной и автономной силы в лице негосударственных акторов и гражданского общества. В то же время базовые характеристики западного общества в некоторой степени утратили свою определенность – в частности, в отношении экономического развития и расширения прав и возможностей, которые традиционно олицетворяли успех исключительно Запада. Однако альтернативным течениям все еще предстоит бросить настоящий вызов западному либерализму.

Безусловно, современное представление о соперничестве между Востоком и Западом уходит корнями в западные традиции, которые доминировали в мировой системе на протяжении примерно пяти веков. Некоторые на Западе обеспокоены потенциальной потерей первенства и передачей эстафеты лидерства странам, которые когда-то относились к периферии мировой системы. Так, курс президента Обамы в сторону Азии можно рассматривать как проявление беспокойства по поводу ослабления влияния Запада на фоне политического усиления Востока. Геополитика была западно-центричной, поскольку предполагалось, что западные модели обладают превосходством. Несмотря на появление восточного видения реальной политики (наиболее яркий пример – Китай), теоретические предпосылки, лежащие в основе геополитики, сформулированы в рамках западноцентричной традиции. Парадоксально, но Восток продолжает соперничество с Западом в рамках все еще ориентированной на Запад парадигмы, что свидетельствует о том, что тот продолжает в значительной степени определять геополитическую динамику.

Сегодня Восток и Запад с осторожностью выстраивают свои отношения, признавая экономические и геополитические преимущества друг друга. Нынешнее противостояние между Востоком и Западом сфокусировано не столько на военном соперничестве, сколько на экономическом. Однако взаимное признание различий сопровождается настороженностью в отношении идеологии и опасениями по поводу экономической конкуренции. Это сказывается на якобы внеблоковых регионах, которые, казалось бы, набирают очки в новом раунде геополитической игры. В определенной степени растущее неравенство в западных экономиках играет сегодня ту же роль, что отставание Востока в экономическом развитии сыграло для разделения Востока и Запада в XX в. На самом деле антикапиталистические и антизападные идеологии продолжают распространяться и порой даже процветать. Эти настроения могут усилиться, если экономический баланс еще больше сместится в сторону Востока. Кроме того, сплоченность Запада ослабевает из-за того, что некоторые западные страны активно проводят политику, которая встречает равнодушие или даже противодействие со стороны других западных государств. Решение Великобритании покинуть Европейский союз – яркий пример отсутствия внутренней сплоченности Запада.

Распространение и признание незападных моделей во всем мире свидетельствует о превосходстве идеологических, социально-экономических и культурных аспектов в глобальных процессах над другими аспектами. «Идеологические» культуры, связанные с Востоком и Западом, не ограничены географическими границами. Отдельные люди и группы могут одновременно принадлежать к разным культурам. Таким образом, мы имеем либеральную, капиталистическую, исламистскую, христианскую, экологическую и технологическую культуры, которые охватывают весь земной