Колин Крауч - Постдемократия

Но партия, не имеющая конкретной социальной базы, все равно что существует в пустоте, а именно этого не терпит политическая природа. Эту пустоту бросились заполнять окрепшие корпоративные ин­тересы, воплощенные в новой агрессивной и гибкой модели компании, цель которой — максимизация ак­ционерной стоимости. Этим объясняется парадокс правительства новых лейбористов. Оно выступало в качестве новой, свежей, модернизирующей силы, на­целенной на перемены; но ее повестка дня в области социальной и экономической политики чем дальше, тем все явственнее становилась продолжением пред­шествовавших восемнадцати лет неолиберального правления консерваторов.

То, что британские новые лейбористы выходят за рамки сближения и сотрудничества с деловыми интересами, характерного для всех социал-демокра­тических партий, и превращаются в партию деловых кругов, доказывается целым рядом моментов, среди которых не последнее место занимают проявившие­ся в течение 1998 года необычные отношения между многими министрами, их советниками, профессио­нальными лоббистами, за деньги обеспечивающими доступ компаний к министрам, и самими этими ком­паниями. В той степени, в какой некоторые из этих действий предпринимаются с целью поиска источни­ков партийного финансирования среди бизнесменов взамен прежнего финансирования со стороны проф­союзов, они самым непосредственным образом выте­кают из вставшей перед лейбористами дилеммы по­иска иной социальной базы взамен рабочего класса. В итоге мы получаем многообразные последствия, по­зволяющие увязать данную дискуссию с приведенной в предыдущей главе дискуссией о политическом уси­лении корпоративной элиты и с ожидающей нас в сле­дующей главе дискуссией об изменениях во внутрен­ней структуре политических партий.

Новые лейбористы остаются исключительным при­мером среди европейских левоцентристских рефор­маторов — ив том отношении, что они зашли даль­ше всех прочих, и в том, что добились значительных электоральных успехов, вызывая зависть у многих братских партий. Однако данная тенденция наблю­дается почти повсеместно; собственно, в смысле до­вольно сомнительного поиска источников финан­сирования среди деловых кругов новые лейбористы, возможно, запятнали себя не так сильно, как их кол­леги из Бельгии, Франции или Германии. В полити­ческом плане, если Neue Mitte в Социал-демократи­ческой партии Германии или riformisti в итальянской Партии демократических левых сил еще не сделали такого решительного шага навстречу бизнесу, как но­вые лейбористы, то лишь потому, что они по-преж­нему готовы идти на серьезный компромисс с проф­союзами и другими составляющими индустриального общества, а не потому, что нашли формулу для выра­жения принципиальных интересов нового эксплуа­тируемого населения постиндустриального общества.

Одновременно с тем потенциальная радикальная и демократическая повестка дня не находит себе при­менения. В более чистых рыночно-ориентированных обществах, к которым мы движемся, резко усилива­ется неравенство в доходах, а также относительное и даже абсолютное обнищание. Возрастающая гиб­кость рынков труда делает жизнь очень нестабиль­ной — по крайней мере для нижней трети трудяще­гося населения. В то время как сокращение занято­сти в промышленном производстве и в угледобыче снизило долю грязной и опасной работы, занятость в новом секторе услуг имеет свои отрицательные сто­роны. В частности, работа в быстрорастущем секто­ре личных услуг нередко влечет за собой подчинение трудящегося нанимателям и клиентам, возрождаю­щее многие унизительные черты прежнего мира до­машней прислуги.

Современные трудовые проблемы подстерегают не только нижнюю треть трудящихся. Даже получа­тели высоких окладов сталкиваются с тем, что работа отнимает все большую часть их жизни, принося с со­бой ненужные стрессы. Процессы экономии, в послед­ние годы приводившие во многих организациях госу­дарственного и частного сектора к снижению расхо­дов на рабочую силу, привели к чрезмерной трудовой нагрузке на многих уровнях. Для многих наемных ра­ботников выросла продолжительность рабочего дня. Поскольку теперь в рамках формальной экономики заняты и мужчины, и женщины, это приводит к со­кращению времени на досуг и семейную жизнь. И это происходит в эпоху, когда родителям приходится уде­лять все больше усилий на то, чтобы помочь своему потомству преодолеть все более усложняющийся пе­риод детства. Угроза всевозможных девиаций и давле­ние со стороны тех сфер капитализма, которые откры­ли для себя исключительную восприимчивость детей как потребителей, дополняются отчаянной потребно­стью добиваться успехов в образовании с целью до­стойно проявить себя в состязании за рабочие места, которое приносит все более щедрые награды победи­телям и все более суровое наказание побежденным. Недостатки государственных служащих ни в коем случае не являются главным источником принимаю­щей политизированные формы неудовлетворенности их работой, что бы нам ни пытался внушить текущий политический консенсус.

Политики порой утверждают, что государству ста­новится все труднее принимать меры защиты от кап­ризов рынка вследствие явного нежелания современ­ного населения платить налоги. Однако возражать им, что объективная необходимость в этих мерах уже не существует и не может быть превращена в полити­ческий вопрос партией, всерьез желающей привлечь к нему внимание, — дело достаточно безнадежное. Приоритетное место в любой объективной полити­ческой повестке дня занимают проблемы, с которыми мы сталкиваемся на работе. Такая повестка могла бы объединить новые и старые сегменты рабочей силы.

Партии, реально стремящейся представлять интересы этого объединенного слоя, не придется тратить много времени на поиски ответа.

В течение нескольких лет казалось, что нидерланд­ская Партия труда нашла такую формулу, удачно соче­тая гибкость рабочей силы с заново сформулирован­ными правами трудящихся, что стало одним из фак­тором, способствовавших «чудесному» сокращению безработицы в Голландии в последние годы (Visser and Hemerijck, 1997). Поэтому поражение этой пар­тии и ее коалиционных партнеров на первых выборах 2002 года, отмеченных сенсационным, хотя и недол­гим триумфом «Списка Пима Фортейна», стало очень тревожным событием. Оно может быть объяснено тем, что Партия труда так и не сумела разработать новую стратегию создания в Голландии рабочих мест в качестве партийной политики, проводимой в инте­ресах новых, недавно сформировавшихся групп тру­дящихся, хотя на практике именно это она и делала. Та политика, которую она провозгласила — и, видимо, по стратегическим соображениям должна была про­возгласить, — представляла собой классовый компро­мисс, консенсус, охватывающий весь политический спектр. В этом качестве Партия труда не могла сыг­рать серьезной роли в смелом озвучивании интересов новых трудящихся, а вместо этого, возможно, лишь способствовала созданию у голландских избирателей ощущения, порождающего стремление к новой «ясно­сти», обещанной Фортейном и его сторонниками, что правящие страной политики погрязли в компромис­сах. В отсутствие новых озвученных классовых инте­ресов эта «ясность» проявляется почти в единствен­ной доступной из альтернативных форм, а именно в форме национальной и расовой идентичности, про­тивопоставляемой иммигрантам из числа этнических меньшинств.

Аналогичным образом можно объяснить ряд дру гих заметных поражений правящих социал-демокра­тических партий в 1990-х, при том что эти партии имели хороший послужной список в отстаивании ин­тересов трудящихся как производственной, так и не­производственной сферы. Австрийские и датские со­циал-демократы, подобно голландским, проводили новую прогрессивную политику в коалициях с теми или иными из своих главных соперников. Француз­ские социалисты уживались с правоцентристским президентом. Коалиция «Оливковая ветвь» в Италии не смогла погасить трений между входящими в нее левыми и центристскими партиями, чьи раздоры пре­пятствовали выработке какой-либо политической по­вестки дня. В каждом из этих случаев была разрабо­тана хорошая программа новой политики в сфере за­нятости, но она так ни разу и не сумела внести свой вклад в процесс поиска новой идентичности, пото­му что сформировалась в рамках правительственного консенсуса, а не в ходе политической борьбы.

Более значительный успех шведских социал-демо­кратов на национальных выборах 2002 года подтвер­ждает это предположение, так как, находясь у власти, они добились некоторого прогресса в выполнении аналогичной повестки дня, не имея нужды в создании коалиции с партиями, представляющими совершенно иные интересы. Пример иного рода дает нам почти чу­десное выживание коалиции красных и зеленых в Гер­мании. Их правительство не слишком обременяло себя выполнением повестки дня в сфере занятости по гол­ландскому или французскому образцу, однако в Гер­мании сохраняется более высокая (хотя и снижающая­ся) доля занятых в промышленности по сравнению с большинством других развитых стран. Соответ­ственно, потребность в реформах здесь менее велика. Однако такая ситуация долго не продлится, и герман­ская социал-демократия вскоре тоже столкнется с про­блемой выбора постиндустриальной политики.