Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте

немецкому сопротивлению появляется только при переходе к политике Народного фронта, да и тут встает вопрос, возник ли этот переход из смены мировоззрения или же послужил всего лишь тактическим средством для достижения полной победы. Легче ответить на другой вопрос: вызвало ли жестокое подавление коммунистов и социал-демократов со стороны буржуазии такое возмущение, что ряд лиц и даже целые организации решились на сопротивление? В целом здесь следует дать отрицательный ответ, и он должен быть распространен даже на первые меры, направленные против евреев, ибо, очевидно, воспоминания о событиях 1917-1920 годов в России и Германии оставались столь сильны, что в качестве удовлетворительного объяснения сгодилась бы пословица "Лес рубят – щепки летят", тем более, что поначалу патриотически настроенных евреев отчетливо отличали от "антинациональных". Хотя национал-социалистское движение с самого начала встречало даже в правых партиях таких суровых и ожесточенных противников, как Эрих Людендорф и Эвальд фон Кляйст-Шменцин, но их позицию можно назвать сектантской или реакционной; во всяком случае, симпатии некоторых из наиболее известных деятелей позднего сопротивления вроде Клауса фон Штауффенберга и Хеннинга фон Трескова были на стороне националистического движения, тогда как Фриц-Детлоф фон дер Шуленбург и Артур Небе даже служили партии, занимая высокие посты. Первое моральное негодование, подобное возмущению Мартова, который в 1918 году сказал, что в связи с кровавыми деяниями большевиков он чувствует стыд по отношению к своим бывшим противникам, культурным буржуа", возникло по случаю массовых убийств 30 июня, и Ганс Остер впоследствии говорил о "методах шайки разбойников", которую следовало вовремя приструнить. " Столь же характерной стала перемена, сделавшая противником национал-социализма Мартина Нимёллера: будучи рядовым добровольческого корпуса он вряд ли мог быть националистом, а теперь ему пришлось осмыслить глубочайшее противоречие между своей христианской верой и национал-социалистским расовым учением. Третьим существенным мотивом, вызвавшим смену умонастроения среди сторонников национал-социализма или даже национального подъема, стало понимание того, что Гитлер стремился втянуть Германию в мировую войну и тем самым нарушить элементарнейший из императивов национального возрождения: тот, что ситуация с мировой войной с несколькими фронтами никогда не должна повториться. И вот, группа сопротивления, готового к действию, сформировалась вокруг начальника генерального штаба Людвига Бека, и даже Клаус фон Штауффенберг теперь говорил: "Дурак воюет". '* Эвальд фон Кляйст-Шменцин и Карл Фридрих Гё'рделер уже не чурались контактов с английским правительством, которое можно было назвать "предательским для Англии". Бывший боец добровольческого корпуса Фридрих Вильгельм Хайнц сформировал ударную группу, каковой предстояло арестовать Гитлера. Хотя коммунистические группы оказались наголову разбиты, более осторожные социал-демократы, тайными способами получавшие от партийного руководства в изгнании доклады по Германии организации СОПАДЕ, все-таки могли рассматриваться как сеть потенциальных помощников по работе с массами. Но полет Чемберлена в Бер-хтесгаден, а затем – Мюнхенская конференция, означали конец перспек-тивнейшей акции германских противников Гитлера.

Фактическое развязывание войны в следующем году не натолкнулось на серьезное сопротивление, вероятно, среди прочего, и оттого, что сам Геринг прямо-таки лихорадочно старался сохранить мир, – и, конечно, не в последнюю очередь по той причине, что широко распространилось мнение, будто и на этот раз фюрер блефует и снова окажется победителем. Также нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что захват польского "коридора" являлся давнишним и первоочередным требованием немецкого национализма, и в любом случае аргумент о праве на самоопределение оправдывал его куда меньше, чем это было с аншлюсом Австрии и Су-детских областей. Подписание пакта между Сталиным и Гитлером имело слишком ошеломительный характер, чтобы успеть немедленно вызвать серьезное сопротивление.

Победа в Польше сама по себе не создала новой ситуации для деятелей военного сопротивления, но ее последствия, пожалуй, изменили положение. Моральный мотив был чрезвычайно усилен из-за действий СС и гестапо, и многим воинам вермахта – от главнокомандующего Восточной группой армий до простых солдат – стало теперь впервые ясно, что их втянули в войну, совершенно непохожую на Первую мировую. Тогда польские евреи встречали немцев как освободителей; теперь между ними сразу же или спустя короткое время проявилась вражда, и никто этому не удивлялся. Когда в Первую мировую войну высшие немецкие офицеры писали, что им стыдно быть немцами? [19]

Столь же усилился и идеологический мотив, т. е. идея о чуждости мировоззрения и образа действий Гитлера. Хотя коммунисты в результате заключения договора между Гитлером и Сталиным оказались по большей части повергнутыми в парализующее замешательство, но даже французские коммунисты сторонниками фашизма не стали, несмотря на то, что они сильно способствовали подрыву воли к сопротивлению. Напротив того, для антикоммунистов из среды высшей бюрократии, вермахта, народа и партии пакт представлял собой чрезвычайно непонятный и безнравственный поступок, отдавший Сталину всю Восточную Европу и в высшей степени способствовавший отмене результатов немецкой колонизации восточноевропейских стран. О переговорах, проведенных зимой с Англией при посредстве Ватикана, создается, главным образом, впечатление того, что на них пытались воспрепятствовать Гитлеру разыгрывать одну лишь советскую карту, окончательно лишая Германию связей с Европой или с Западом.

Однако больше всего усилился мотив избегания войны, т. е. стремление избежать мировой войны. Никогда – ни раньше ни позже – высшая верхушка вермахта настолько не приблизилась к отказу от подчинения, как это произошло в последние месяцы 1939 года, когда Гитлер вновь и вновь отдавал приказы о начале наступления на Западе и снова и снова по го ч прагматическим причинам отменял их. Нет сомнении, что воспоминания о Первой мировой войне и убежденность в превосходных качествах французской армии явились определяющими факторами строптивости генералов, но столь же беспокоющей была мысль о том, что Германия не доросла до мировой войны, в каковую рано или поздно вмешаются США. То, что Гитлер оценил военную и психологическую ситуацию правильнее, чем это сделало армейское руководство, стало очевидным для каждого спустя шесть недель французского похода, но забот от этого не стало меньше, так как невозможно было предвидеть, сколько продлится вся война. В высшей степени симптоматичным был полет Рудольфа Гесса в Англию, в подготовке которого таинственную роль сыграло участие Альбрехта Хаусхофера, человека, причисляемого к сопротивлению.

Между тем, если в поле зрения попадали только офицеры и дипломаты, критически противостоявшие политике и мировоззрению Гитлера, то это было лишь по близорукости. Ведь отправной точкой для существенной части этой критики явилась борьба церкви, а во всякой тоталитарной стране одно лишь самосохранение независимых институций и нонконформистского образа мысли считается особой формой сопротивления. Поэтому самоутверждение церкви явилось актом сопротивления, и протекало оно несравненно успешнее, чем в Советском Союзе, не в последнюю очередь – потому, что поначалу Гитлер по многим мотивам вызывал симпатию церкви. Что