Политические сочинения. Том V. Этика общественной жизни - Герберт Спенсер

на братской заботливости людей друг о друге. Человеческая природа, которая порождает международные распри и неудержимую жажду мести, которая создает дуэлистов и внушает презрение к тем, кто не стремится смыть оскорбление кровью, – такая природа не обладает теми свойствами, которые необходимы для создания гармонического общества. Люди, которые толпами стекаются смотреть на грубые состязания и игры в лапту, football matches, с диким хохотом подзадоривая играющих, и беспорядочной толпой нападают на не угодивших им посредников, так что для защиты последних требуется вмешательство полиции, – не такие люди, которые могли бы вызвать заботливое внимание к правам других, если бы решились работать совместно для общего блага. Никакими силами нельзя создать благоустроенных учреждений для людей, которые расстреливают тех, кто не хочет присоединиться к их политическим комбинациям, которые мучают и калечат скот своих противников по взглядам, подкупают наемников, чтоб взорвать на воздух неповинных лиц и произвести панику, и затем, когда эти жалкие люди подвергаются осуждению, негодуют, что их не отпускают на волю. Только необузданному воображению может казаться возможным, чтоб общественный строй, более совершенный, чем ныне существующий, могли поддерживать люди, которые в качестве железнодорожных агентов разбивают и сжигают подвижной состав компаний за несогласие на их требования, в качестве рабочих на железных заводах встречают пулями тех, кто соглашается получать заработную плату, от которой они отказываются; пытаются умертвить их и истребить их жилища при помощи динамита или отравить целой массой; люди, которые, работая в копях, ведут местную междоусобную войну, чтобы помешать нежелательной для них конкуренции. Не странно ли, в самом деле, ожидать, что те, кто, при полной неразборчивости в средствах, эгоистично добиваются получать наибольшую заработную плату за наивозможно меньшее количество труда, вдруг станут настолько бескорыстны, что высшие из них будут воздерживаться от пользования своим превосходством из опасения нанести ущерб низшим.

Но и не прибегая даже к таким крайним примерам, мы можем видеть на основании общих нравов, как нелепо мнение, что эгоистичное поведение может сразу превратиться в альтруистическое. Всюду в обществе, от чертогов дворян и клубов, посещаемых десятками тысяч высшего сословия, в среде представителей торгового сословия, их сыновей и дочерей и даже обитателей кухонь до уличных мальчишек включительно, мы встречаем пристрастие к азартным играм и пари, общей основой которого является желание получить выгоду путем проигрыша своего ближнего. И хотят уверить, что при новой социальной системе люди, одаренные большими способностями, будут добровольно терпеть убытки ради того, чтобы выиграли люди, менее одаренные природой! Не прибегая к преобразованию человеческого характера, посредством изменения социального строя надеются достигнуть результатов доброты при отсутствии самой доброты!

§ 474. Между тем как большинство людей считают природу человеческую неизменяемой, некоторые держатся того мнения, что она способна быстро изменяться. Оба эти воззрения ошибочны. Можно достигнуть крупных изменений в ней, но только в течение многих поколений: незначительные изменения, подобные особенностям, отличающим нации между собою, требуют столетий; крупные же перемены, каково превращение эгоистической природы человека в альтруистическую, потребуют целых эр. Ничто не может произвести этой метаморфозы, кроме долговременного влияния общественной жизни и вытекающего отсюда опыта, который показывает, что путем подчинения общественным требованиям достигаются блага, а пренебрежение этими требованиями приводит к страданиям. Об этом почти не стоило бы и упоминать, если бы воспитание, получаемое высшими сословиями и деятельно прививаемое ими теперь низшим классам общества, не пренебрегало изучением раскрытых уже тайн природы. Одна из них заключается в том, что не может быть никаких политических или социальных действий помимо тех, к которым побуждает разум каждого человеческого существа в отдельности или всей их совокупности; что человеческим существам доступны только такие мысли и вытекающие из них действия, которые непосредственно касаются их жизни, подчиненной присущим ей законам, и что эти законы составляют часть тех более общих законов, с которыми должна согласоваться жизнь вообще. Если бы государственные люди, политики, филантропы и составители проектов признали эту истину, столь глубоко касающуюся их, они увидали бы, что все социальные явления, с самого начала до настоящего времени и далее, в самом отдаленном будущем, должны быть неразлучными спутниками приспособления человечества к новым условиям жизни – превращения человеческой натуры, приспособленной к условиям хищнической и бродячей жизни диких, в такую, которая была бы пригодна к оседлой и промышленной жизни цивилизованных обществ. Они увидали бы, что этот долгий процесс, в течение которого прежние привычки и стремления должны мало-помалу исчезнуть, чтобы уступить место новым привычкам и стремлениям, неизбежно связан с продолжительными страданиями; для них стало бы очевидным, что нет никакой возможности избегнуть страданий, происходящих от чрезмерного напряжения одних способностей и насильственного бездействия других, требующих деятельности, и они пришли бы наконец к заключению, что остановка в этом процессе приспособления ограждением отдельных личностей и классов от тех суровых требований, какие предъявляет к ним данное состояние общества, не только не поведет к сокращению страданий, но скорее увеличит их, так как то, что было бы потеряно в смысле приспособленности к условиям благодаря их смягчению, рано или поздно пришлось бы наверстать и сызнова пережить процесс приспособления и связанные с ним страдания.

Итак, наряду с теми постоянными функциями благотворительности, которые получат преобладающее значение в вполне благоустроенном обществе, она должна в течение тысячелетий пополнять также временные функции, сопряженные с нашим переходным состоянием. Когда попытки людей к достижению своих идеалов и преобразованию общественного строя без преобразования самих себя оканчиваются неудачей, страдания отрезвляют их, и они снова подчиняются той тяжелой дисциплине, которая подвинула нас уже так далеко вперед и благодаря которой возможен дальнейший прогресс. Но прежде чем этот прогресс начнет совершаться беспрепятственно, должны произойти большие перемены. Большая часть людей на земном шаре должны перестать взаимно истреблять друг друга и пользоваться почетом пропорционально подвигам своим на этом поприще; когда же и общества перестанут истреблять друг друга и прославлять свои успехи в этом деле, тогда цивилизация диких масс пойдет сравнительно более быстрым путем. Невозможно ожидать, чтобы общество значительно приблизилось к царству политической справедливости внутри него, когда извне царствует политический разбой. Но когда прекратится антагонизм между этикою дружбы и этикою вражды, тогда можно ожидать беспрепятственного поступательного движения к тому высокому идеалу, который рисуется как смутная мечта в наших социальных системах.

Но пока главная временная функция благотворительности заключается в смягчении страданий, вызванных переходным состоянием, или, говоря точнее, в предохранении от излишних страданий. Страдания, сопутствующие каждому новому шагу в приспособлении, неизбежны, но оно сопровождается также совершенно излишними страданиями, которые могут быть ко всеобщей пользе устранены. Благотворительность, которая только облегчает страдания, должна быть признана сама по