Василий Галин - Интервенция и Гражданская война

Идею «прямого огосударствления предприятий» после Февральской революции приветствовали большинство левых партий и экономистов, а также государственных деятелей. Однако реально почти ничего не было сделано. «Главной ошибкой в тыловой работе России являлось,- пишет подполковник Ребуль в статье «Промышленная мобилизация России во время войны»,- отсутствие единого руководства и общего плана работы. В Петрограде не было создано того единого центра, который мог бы составить объединенную в одно целое программу; только такая программа может урегулировать работу каждой технической службы, каждого производственного центра в зависимости от степени потребности армии и наличия сырья и полуфабрикатов. Иначе неизбежен полный разнобой в производстве»1516. Н. Головин констатирует «Нужно признать, что по существу дела подполковник Ребуль прав»1517. Временное правительство попыталось осуществить урезанную мобилизационную политику, но «готовившиеся Временным правительством решения о введении всеобщей трудовой повинности выполнять было некому – разрушались не только хозяйственные механизмы, но и государственные структуры в целом».

Шульгин будет оправдываться: «В конце концов, что мы смогли сделать? Трехсотлетняя власть вдруг обвалилась, и в ту же минуту тридцатитысячная толпа обрушилась на голову тех нескольких человек, которые могли бы что-нибудь скомбинировать. Представьте себе, что человека опускают в густую-густую, липкую мешанину. Она обессиливает каждое его движение, не дает возможности даже плыть, она слишком для этого вязкая… Приблизительно в таком мы были положении, и потому все наши усилия были бесполезны – это были движения человека, погибающего в трясине… По этой трясине, прыгая с кочки на кочку, мог более или менее двигаться только Керенский…»1518 Пример из «жизни» Временного правительства приводил министр продовольствия А. Наумов: «Члены Особого совещания ездили осматривать городские холодильники за Балтийским вокзалом. Холодильники в полном порядке. Мясо в них не портилось, но зато кругом были навалены горы гниющих туш. Оказалось, что это мясо, предназначавшееся для отправки в армию. Его, видите ли, негде было хранить. Когда поставщики обращались за разрешением построить новые холодильники, им не давали ни средств, ни разрешения. По обыкновению, министерства не могли между собой сговориться: интендантство заказывало, железные дороги привозили, а сохранять было негде, на рынок же выпускать не разрешалось. Это было так же нелепо, как и многое другое: точно сговорились все делать во вред России… Тысячи пудов мяса, конечно, погибли. То же самое происходило и с доставкой мяса из Сибири: от недостатка и неорганизованности транспорта гибли уже не тысячи, а сотни тысяч пудов. Виновников, конечно, не нашлось, так как один сваливал на другого, а все вместе – на общую бесхозяйственность»1519. И это в 1917 г., когда города, тот же Петроград, уже голодали.

Ситуацию, в которой находилась Россия к середине 1917 г., с военной четкостью характеризовал ген. Деникин: «Ввоз военного материала через Архангельск, Мурманск и в незначительной степени через Владивосток несколько оживился; но в силу трудных естественных условий морских путей и малой провозоспособности Сибирской магистрали и мурманской дороги он не получил надлежащего развития, достигая всего 16% общей военной потребности. Для военного управления было, однако, очевидным, что мы живем лишь старыми запасами, созданными патриотическим подъемом и напряжением страны в 1916 году. Ибо уже к августу 1917 года важнейшие производства военных материалов снизились: орудийное – на 60%, снарядное – на 60%, авиационное – на 80%. Впрочем, возможность продления войны при худших материальных условиях с наибольшей очевидностью доказало впоследствии советское правительство, питающее войну в течение более трех лет в большой мере запасами, оставшимися от 1917 года, частью же – обломками русской промышленности; но, конечно, путем такого чудовищного сжатия потребительского рынка, которое возвращает нас к первобытным формам человеческого бытия»1520.

На следующий день после Октябрьской революции Моррис очертил большевистскую программу госсекретарю: прекращение войны, передача земли крестьянам, разрешение экономического кризиса в стране1521. Но начались интервенция и Гражданская война, и чрезмерная мобилизационная нагрузка, приведшая к краху русской монархии, Февральской и Октябрьской революциям, еще больше увеличилась, окончательно разорив страну и бросив ее за грань выживания. Л. Троцкий писал: «Бывает, что разоряется отдельный хозяин: град, пожар, пьянство, болезнь и пр. А бывает, что разоряется целая страна. Война хуже града, пожара, болезни и пьянства, ибо все в ней соединено и многократно увеличено. И притом война длилась несколько лет подряд… И вот теперь Россия вконец разорена. Железные дороги разбиты войной вконец. Несколько лет подряд заводы выделывали не паровозы, вагоны и рельсы, а пушки, пулеметы, бронированные поезда. Топливо жгли нещадно, а нового в достаточном количестве не заготовляли. И так во всем хозяйстве. Война требовала расхода во много раз больше, чем в мирное время, а производство против мирного времени уменьшилось во много раз. Отсюда все большее и большее оскудение страны»1522. Об этом же докладывал Британский комитет лорда Эммота: «Летом 1918 г. вспышка гражданской войны, сопровождаемая иностранной интервенцией, вынудила советское правительство перенаправить все свои силы и все остатки промышленного потенциала России на военные цели. При таких обстоятельствах резкий упадок всех отраслей индустрии, не ориентированных на войну, стал окончательным… С лета 1918 г. все силы и руководящая деятельность большевистских лидеров были сосредоточены на успешной кампании против Юденича, Деникина и Колчака, в то время как нуждами гражданского населения вынужденно пренебрегали ради нужд армии»1523. Радикальность складывающейся ситуации требовала радикальности принимаемых мобилизационных мер, которые были реализованы в политике «военного коммунизма», далеко ушедшей даже от принципов «диктатуры пролетариата».

Теоретическое обоснование «военного коммунизма» дал Ленин: «Пролетариат берет свое оружие у капитализма, а не «выдумывает», не «создает из ничего»1524. «Германский империализм, представляющий в настоящее время наибольший прогресс не только в военной мощи военной технике, но и крупной промышленной организации в рамках капитализма, ознаменовал, между прочим, свою экономическую прогрессивность тем, что раньше других государств осуществил переход к трудовой повинности»1525. Ленин указывал, что необходимо перенять опыт Германии, придав ему, естественно другое классовое содержание1526. «А что такое государство? Это организация господствующего класса, например, в Германии – юнкеров и капиталистов. Поэтому то, что немецкие Плехановы (Шейдеман, Ленч и др.) называют «военным социализмом», на деле есть военно-государственный монополистический капитализм или, говоря проще и яснее, военная каторга для рабочих, военная охрана прибылей капиталистов. Что такое трудовая всеобщая повинность? Это шаг вперед на базе новейшего монополистического капитализма, шаг к регулированию экономической жизни в целом по известному общему плану, шаг к сбережению народного труда, к предотвращению бессмысленной растраты его капитализмом. В Германии юнкера (помещики) и капиталисты вводят всеобщую трудовую повинность, и тогда она неизбежно становится военной каторгой для рабочих… Но возьмите то же самое учреждение и продумайте значение его при революционно-демократическом государстве. Всеобщая трудовая повинность, вводимая, регулируемая, направляемая Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, это еще не социализм, но это уже не капитализм. Это – громадный шаг к социализму, такой шаг, что при условии сохранения полной демократии от такого шага нельзя уже было бы без неслыханных насилий над массами уйти назад, к капитализму»1527.

Л. Троцкий по этому поводу писал, что «военный коммунизм» составлял героическую параллель «военному социализму» капиталистических стран1528. Германский представитель Г. Штреземан в начале 1918 г. выступал сторонником советско-германского союза, заявляя, что русский большевизм – просто плохая копия германской экономики военного времени1529. Л. Юровский в 1928 г. справедливо объяснял отличия «военного коммунизма» от «немецкого военного социализма» слабостью российского капитализма, традициями абсолютной власти и местной «общинности»1530. Но, с другой стороны, Германия никогда в своей истории не выносила мобилизационную нагрузку такой величины, как Россия в 1919 г. Германия капитулировала раньше. Это позволяло ей сохранять первоосновы капиталистических отношений, которые в России были почти полностью разрушены в 1917 г.