Биосоциальная проблема и становление глобальной психологии - Ирина Анатольевна Мироненко

принципиально непознаваемого, его область расширяется в превосходящей степени. Хрупкий и сложный мир современного человечества требует от психолога умения слышать и принимать инакость другого, в том числе и в отношении предлагаемых теоретических интерпретаций.

В ситуации свободы от страхующей власти инстинктов сохранение человека как биологического вида требует формирования нового уровня его самосознания, концепции человека, предполагающей ответственное отношение к своему биологическому естеству, природосохраняющего акцента в отношении к человеку в глобальной культуре, осознания уязвимости собственной природы и принятия за нее ответственности. Необходимо так выстроить глобальную психологию, чтобы она выполняла и природоохранную функцию в отношении homo sapiens.

Российская психология в глобальном мире

Положение российской психологии в связи с проблемой формирования глобальной науки можно назвать уникальным. С одной стороны, оно радикальным образом отличается от положения школ, которые в составе мировой науки в сложившейся ее западно-центрической традиции раньше просто не существовали и которые в русле мейнстрима относятся к «развивающимся», и теперь входят в мировую науку в форме, в частности, IPs. Российская школа всегда была частью мировой науки в ее западно-центрической традиции, начиная с древних греков, как ее описывают в «традиционных» учебниках по истории психологии. В России имеется собственная научная школа, сформировавшаяся в конце XIX – начале ХХ в., в период, когда формировался основной массив научных школ Европы и Америки, составивших лицо психологической науки XX в. Эта школа внесла существенный вклад в становление мировой психологической науки и в дальнейшем оказывала и продолжает оказывать заметное влияние на западные школы.

С другой стороны, российская психология не является частью современного западно-центрического мейнстрима. Ее односторонняя изоляция на протяжении большей части XX в. привела к тому, что разработанные здесь во второй половине XX в. теории и методология остаются недостаточно известными за пределами России.

В контексте проблемы «интернационализации» российской психологии важнейшее значение имеет вопрос языка, перевод отдельных понятий. Так, огромную трудность представляет перевод понятия «субъект», ключевого для российской традиции (Mironenko, 2019), и многих других сложившихся в ее русле понятий. В ситуации «восприятия» российской психологией иноязычных текстов и обсуждения их уже на русском языке открывается новая грань вопроса: необходимость обеспечения возможности адекватного оригиналу «обратного» перевода. Это представляется особо важным, так как, не обеспечивая такой возможности, мы не только усугубляем проблему непереводимости своих текстов, но и засоряем мировую науку ложными и лишними понятиями. Так, предложение переводить «indigenous» как «альтернативные» (Жалагина, Короткина 2019) представляется неприемлемым в силу вышесказанного. Перевод слова «альтернативные» на английский никогда не будет соответствовать оригиналу – indigenous. Значение понятий «alternative» и «indigenous» в англоязычном контексте мировой науки не совпадают, и смыслы расходятся. Наверное, здесь, как и во многих других случаях, число которых растет по мере становления глобальной науки, целесообразно использовать оригинальные термины без перевода, на языке оригинала или в транскрипции.

Это большая работа, но она имеет смысл как для отечественной науки, идеи и разработки которой получат новую жизнь, так и для мировой иноязычной в большей своей части психологии. Сегодня уже не является самоочевидным и то, что мировая наука говорит лишь на английском языке. Так, расширяется доля изданий на испанском и португальском языках, в Европе увеличивается использование немецкого языка.

В российской советской науке имеются разработки, до сих пор недостаточно интегрированные в мировую науку, которые отвечают самым современным трендам в интернациональной науке и могут обогатить актуальные ведущиеся там дискуссии. Это и теория Ананьева о самодерминации человеческого развития, и представления Парыгина о динамической структуре личности, и оригинальная школа эволюционной психологии, и многие другие.

Остановимся здесь на российской традиции истории психологии, заложенной в трудах М. Г. Ярошевского и развитой Е. А. Будиловой, А. Н. Ждан, В. А. Кольцовой, Т. Д. Марцинковской и другими российскими учеными (см.: Международная конференция по истории психологии, 2006; Психологическая наука., 1997). В интернациональной науке сейчас активно обсуждается вопрос о месте и роли истории психологии в сложившемся в мейнстриме дискурсе. Наметилась тенденция смещения историко-психологических разработок в сторону собственно исторической науки и снижение к ним интереса психологов, о чем свидетельствует, например, то, что весьма уважаемый журнал History of Psychology, пожалуй, главный журнал в этой области, издаваемый Американской психологической ассоциацией, относится в Scopus к первому квартилю по направлению истории и лишь к третьему по психологии.

Курт Данзигер, американский специалист по истории психологии, отмечает, что отношение ученых разных областей знания к истории своей науки определяется актуальным положением дел в дисциплине (Danziger, 1994). Так, в естественных науках, например в физике, где имеется в целом согласие ученых в том, какие теории и открытия явились важным вкладом в развитие дисциплины, профессиональное сообщество не проявляет внимания к истории. Физики не изучают работы Галилея и Ньютона. В гуманитарных науках, таких как социология или экономика, дело обстоит по-другому. Поскольку имеются значительные расхождения в воззрениях школ, существует и традиция анализа происхождения и развития подходов в данной предметной области.

Историю психологии Данзигер помещает в пространстве между гуманитарными и естественно-научными дисциплинами. Крен в историю за счет утраты фокуса на психологической составляющей он объясняет тем, что психология второй половины ХХ в. «была во всех отношениях американской дисциплиной» (Danziger, 1994,

р. 476), соответственно и проводились работы историков в русле доминирующей американской традиции с фокусом на исторических деталях, но без попыток анализа места и значения каких-либо теорий и открытий для психологической науки. В последние десятилетия ХХ в., отмечает Данзигер, историческая ситуация изменилась, психология возвращается к полицентрическому состоянию, что вызывает необходимость в историческом анализе.

Представляется, что российская школа в истории психологии имеет опыт и наработки именно такого анализа. Есть основания говорить о российской традиции как о традиции когнитивной истории психологии, о понимании истории прежде всего как самосознания науки, которое только и позволяет увидеть целое за разнообразием направлений и периодов: «Постигая прошлое, понимать настоящее, предвидеть будущее» – девиз IV Московских встреч по истории психологии (2006).

Дискурс становления глобальной психологии в российской науке разворачивается медленно, хотя психологические проблемы глобализации в литературе обсуждаются. По запросу в РИНЦ работ по проблемам глобализации (тематика «Психология», журнальные статьи и книги) в середине 2017 г. получено 2659 ссылок. Зафиксированы публикации, начиная лишь с 2006 г. Доминируют работы по педагогике и образованию (их 963 во всей выборке, а среди первых ста по цитируемости публикаций 45 относятся к этой области), что ожидаемо в контексте проводимых образовательных реформ. Собственно на проблемах психологии сфокусировано из всей подборки лишь 314 работ. Поиск в данной подборке публикаций работ по теме «глобальная психология» дал только семь единиц, но и здесь прямое обращение к проблеме становления глобальной