Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX – XX веков - Александр Николаевич Портнов

объекту и интерпретанте) могут рассматриваться с точки зрения трех базовых категорий, положенных им в основание учения о познании и бытии. Эти категории суть Качество, Существование, Закон. Соответственно в первой классификации знак характеризуется одной из этих трех категорий. В результате получаются три вида знаков: квалисигнум или квалисайн (от quality – качество, sign – знак), синсигнум или синсайн (от singular – единичный) и легисигнум или легисайн (от лат. lex – закон, англ. legal – законный). Квалисайн – это качество, используемое как знак (2, 244), например запах. Синсайн – всякая действительно существующая вещь или событие, используемые как знак (2, 245). Но вполне очевидно, что любая единичная вещь должна обладать рядом качеств, благодаря которым она и может быть знаком. В силу этого синсайн предполагает наличие нескольких квалисайнов, объединенных в одном объекте. Легисайн – это закон, являющийся знаком. Всякий условный знак, установленный людьми, есть легисайн.

Ю.К. Мельвиль совершенно верно отмечает, что первые два вида знаков не могут иметь самостоятельного значения вне отношения к общему знаку[607]. На первый взгляд кажется, что единичная вещь вполне может выступить знаком чего-то иного. В действительности же, если хорошо подумать, она приобретает качество знака, если мы знаем правила ее использования в этом качестве, а значит, и правила интерпретации. Другое дело, что значение, связанное с классом, проецируется на единичную вещь, в результате чего создается иллюзия, что она сама по себе обладает значением. В этом смысле Мельвиль абсолютно прав, считая, что квалисайн и синсайн не самостоятельные типы знаков, а различные, но взаимосвязанные аспекты знака, рассматриваемого с точки зрения сочетания в нем всеобщего, единичного и особенного. Мы бы добавили, что правильнее было бы говорить не о «знаке» вообще, а о компонентах и модусах семиозиса.

Вторая трихотомия Пирса базируется на рассмотрении знака в его отношении к объекту. Наиболее элементарными знаками в этой классификации выступают индексы. В случае индекса интерпретирующее сознание устанавливает факт физической связи между предметом и знаком. В этом смысле, считает Пирс, индекс не обладает собственным значением – если устранить объект, на который он указывает, то индекс перестает быть знаком (2, 304). Примеры индексов у Пирса: стук в дверь, флюгер, полярная звезда, показывающая путь на север, указательные местоимения «тот» и «этот» (2, 285 – 286).

В основе иконического знака лежит такой тип репрезентации, когда знак обладает общим качеством со своим объектом. В этом случае отношения между знаком и его объектом будут отношениями подобия либо сходства. Весьма важно отметить, что Пирс строит и определенную типологию иконических знаков, выделяя три подкласса:

1) образы-изображения (icons), к которым он относит фотографии, портреты, скульптуры, и образы-представления, вызванные воздействием, например, музыкальных произведений;

2) диаграммы, т.е. наглядные схемы и чертежи;

3) метафоры.

Еще более существенно отметить, что Пирс прекрасно понимает первичность иконического семиозиса. Он обращает внимание на то обстоятельство, что для того, чтобы вывести из некоторого «условного или иного общего знака какого-либо объекта» некую другую истину, чем та, которую он выражает, «во всех случаях необходимо заменить этот знак иконическим знаком» (2, 279). В других терминах: перевод условного знака в иконический может способствовать приросту информации через включение условного знака в более содержательную систему. Более того, в некоторых случаях Пирс даже считает, что иконический знак и есть знак par exellence и для знаков вообще «иконический характер является преобладающим» (2, 279), а рассуждаем мы «только посредством иконических знаков, и абстрактные положения не имеют ценности для рассуждения, исключая тот случай, когда они помогают конструировать наглядные схемы» (4, 127). Чем же обусловлены такие выдающиеся качества иконического знака? Они связаны, по Пирсу, с тем, что этот знак, являя собой «непосредственный образ», способный как бы накладываться на свой объект и даже до определенной степени совпадать с ним, полностью его замещая, есть тот единственный тип знака, который не только обозначает свой объект, но и непосредственно отражает его.

В этой связи Ю.К. Мельвиль в целом верно отмечает, что,

«строго говоря, иконический знак перестает быть только знаком, он становится образом»[608].

Вместе с тем нужно видеть, что Пирс придавая огромное значение иконическому семиозису, полагая – и не без оснований, что вообще

«единственный способ прямой передачи некоей идеи состоит в передаче посредством иконического знака»,

а каждое абстрактное утверждение, чтобы быть понятным, должно включать в себя иконический знак или содержать знаки, значение которых может быть объяснено лишь с помощью иконических знаков (2, 278), тем не менее не сумел достичь ясности в вопросе об онтологии и гносеологии иконических знаков. Дело вовсе не в том, что Пирсу было присуще стремление «в конечном счете свести наши знания, получаемые посредством знаков, к чувственным образам, к чувственному знакомству с объектом знака»[609].

Пирс не различает или не различает достаточно ясно ряда градаций, которыми обладает иконичность на пути от чистой образности сознания к знаковости. Если на одном полюсе, т.е. в индивидуальном сознании, мы имеем дело с образами представлений, данными только нам, субъективными и пристрастными, функционирующими в значительной степени вне словесного языка, но представляющими собой своеобразный «язык мысли», то на другом полюсе мы имеем дело с кодифицированными знаками-текстами, включающими ряд вполне условных элементов и правил их порождения и интерпретации. Эти знаки входят в интерсубъективное пространство культуры и сами формируют интерсубъективность индивидуального сознания. В этом смысле только умственные образы достаточно полно совпадают со своим объектом (хотя и они, как известно, включают в себя элементы условности), тогда как интерсубъективные знаки-изображения, равно как и метафоры, не могут интерпретироваться без знания правил их прочтения. Дело не в том, что этих правил нет, а изображение, как это иногда нам кажется и как в ряде случаев это понимал Пирс, «совпадает» со своим объектом, а в том, что сплошь и рядом эти правила психологически проще, более доступны сознанию и деградируют в ряде случаев до индексов.

Символы, как их понимает Пирс, не имеют с обозначаемым предметом ничего общего в смысле пространственно-временного соприкосновения (как у индексов) или сходства (как у иконических знаков). Напротив, символ –

«это репрезентамен, который выполняет свою функцию независимо от какого-либо сходства или аналогии и равным образом независимо от фактических связей, но исключительно в силу того, что он интерпретируется как репрезентамен» (5, 73).

Его связь с объектом совершенно условна; никакие изначально присущие ему свойства не предполагают этой связи и не делают ее необходимой. Следовательно, если исключить знак-символ из отношения интерпретации, то он потеряет свои знаковые свойства