Вещь и имя. Самое само - Алексей Федорович Лосев

– подчиняет себе инобытие как пространство собственного выражения. Здесь Лосев, по его собственному разъяснению, находит для себя две опоры: неокантианское учение о «происхождении» (Ursprung) смысла и неоплатоновское учение о становлении. (Впрочем, как замечает Лосев, в учении позднего Наторпа эти традиции соединяются.) Смысловое «происхождение», по Лосеву, это на данном этапе – ближайшее проявление «сáмого самогó», поскольку его различенный в себе поток открывает и присутствие смысла, и его невыразимость. Свою завершенность смысловой процесс находит в категории эйдоса, которая оказывается первой смысловой структурой: символом, в котором явлено «сáмое самó».

Небесполезной будет сводная таблица основных этапов категориальной жизни «сáмого самогó». (Надо оговориться: текст оставляет возможность разной рубрификации категорий, и поэтому ниже представлены основные логические ступени без педантичного разбиения на используемые обычно Лосевым триады и пентады.)

Бытие бытие небытие бытие + небытие = граница бытие + небытие (в бытии) = число бытие + небытие (в небытии) = инобытие бытие + небытие (в самом себе) = становление наличное бытие ставшее (качество; нечто; актуальная бесконечность); его процесс: бытие – небытие – бытие абсолютная определенность (индивидуальность; для-себя-бытие); его процесс: небытие – бытие – небытие эманация первый символ бытия вообще; становление «абсолютной определенности» КОЛИЧЕСТВО дробление МЕРНОСТЬ образ; размеренность СУЩНОСТЬ 1. в бытии – смысл; 2. в инобытии – явление; 3. в становлении – существование; 4. в ставшем – вещь; 5. в для-себя-бытии – действительность; 6. в эманации – выражение СМЫСЛ Различие и тождество как взаимные бесконечные символы противоречие противоположность разность становление как смысловое «происхождение» эйдос

Трактат остался незаконченным, и можно только догадываться, как завершил бы его автор. По общей логике, дальше должна следовать часть, коррелирующая с гегелевским разделом «Понятие». «Бытие» и «сущность» должны были бы объединить свои силы в «эманации». «Сáмое самó» свободно выразилось бы в символах с бесконечной творческой мощью и преодолело бы отчуждение от инобытия, но при этом стало бы еще таинственней и недоступней.

Возвращаясь к вопросу о месте Лосева в генологической традиции, можно теперь с уверенностью сказать, что в контексте русской философии его построение уникально своей категориальной архитектурой, ставящей на место манифестации того или иного «мировоззрения» понятийную конструкцию, которая как таковая обязывает адресата к ответственной рациональной реакции (какой бы она ни была). Позиционирование же в европейском контексте точно (хотя и как бы между прочим) выражено самим Лосевым после историко-философского экскурса в генологическую традицию:

«Итак, первое поучение, которое мы выносим из предложенного выше обзора, это – включение в сферу философии всего „обыденного“ и обыкновенного, всех этих немистических, не-романтических и даже просто не-поэтических будней жизни. От нас не уйдет более красивая и глубокая, более роскошная сторона бытия. Но – после столь кропотливых и детальных логических исследований последних десятилетий – невозможно игнорировать все эти „низшие“ сферы. Этим наше философствование резко отличается от перечисленных выше грандиозных образов истории философии».

Приходится только жалеть, что эта версия диалектической онтологии Лосева осталась незавершенной. Рядом с «Философией имени», «Диалектикой мифа» и «Диалектикой художественной формы», т.е. рядом с мирами Философии, Веры и Творчества, было бы изображение мира Диалектики как исторического пути приключений Смысла, утратившего и вновь обретшего Самость.

ВЕЩЬ И ИМЯ

(первая редакция)

Предисловие

Борьба «механистов» и «позитивистов» против диалектиков 1* [1] до последней минуты является огромным тормозом для нормального развития диалектического метода и для его применения в различных областях действительности. Все еще приходится тратить массу времени и сил на разъяснение самых основных и примитивных понятий и установок. Каждое новое диалектическое рассуждение встречает со стороны «позитивистов» целую тучу возражений, упреков, насмешек и даже угроз. Я не хочу в этой маленькой работке затрагивать опять и опять все основные вопросы, начиная от Адама и Евы, а имею смелость погрузиться прямо в анализ одного из специальных вопросов, куда диалектика еще почти не проникала. Пусть «механистам» непонятно, как это материя может определять идею, а идея может в то же самое время оставаться нематериальной; пусть им непонятно, как психология и биология не есть физика, и как социология не есть физика; пусть они считают схоластикой и «поповством» 2* понимание диалектики как науки совершенно абстрактной, хотя и получающей конкретность только в своем применении к действительности. Пусть все это думают они, как им угодно. Я не вступаю с ними в полемику. Я, если исключить некоторые немногочисленные места этой книги, веду себя так, как будто бы никаких «позитивистов» и не существовало. Это дает мне возможность заняться действительно конкретным делом – диалектическим обследованием одной специальной области.

Чем я занимаюсь тут? Я занимаюсь рассмотрением имени как некоей социальной действительности. «Механисты», кладя в основу всей действительности материю в ее причинно-механистической и натуралистической форме, конечно, не смогут понять ни подлинной природы имени, ни подлинной природы социального бытия вообще. С точки зрения строгой диалектики, социальное бытие, как бы его ни понимать, пусть даже оно есть в основе экономика, т.е. чисто производственные отношения 3*, ни в коем случае не есть ни бытие физическое, ни физиологическое или биологическое, ни психическое. Много было охотников и без меня рассматривать социальные структуры, напр., с чисто психологической точки зрения, и тем смазывать и нивелировать все своеобразие социального, как бытия sui generis 4*. Тут надо усвоить только один простой факт, что социальное есть именно социальное и больше ничего. Задача диалектики – показать место социальной действительности в ряду других типов действительности. Равным образом, никогда никакой позитивист не сможет понять и того, что социальная действительность есть один из наиболее конкретных типов действительности вообще. Что такое конкретность для механиста? Конкретное для него – материя. Хорошо, пусть это так. Но какая материя? Если он думает, что сущностью этого