Путь киновари - Юлиус Эвола

и внутренней ориентации тем, кто квалифицирован (духовное отцовство), а не непрерывность крови. Абсурдность размножения с этой точки зрения выглядит более чем очевидной. Современное разложение делает невозможным полагаться на поддержку крови: всякое новое поколение чувствует себя анархически оторванным от большинства предшественников.

Последняя глава называется «Духовная проблема». В ней я вновь обратился к критике современного неоспиритуализма. «Спиритуалистские» тенденции, которые мы видим сегодня, являются не признаком возрождения, а одним из явлений, свидетельствующих об упадке, свойственном сумеречной эпохе, становясь в некотором роде братом-близнецом присущего ей материализма. И здесь я должен был прояснить некоторые вещи, рискуя разочаровать тех, кто следил за моими работами на темы эзотерики, йоги и инициации. Когда речь идет не о «неопиритуалистических» фантазиях, часто являющихся лишь дурными суррогатами простой религиозной потребности, а об обращении к аутентичным традиционным наукам, нужно сказать, что ситуация, в которой находится сегодняшний человек, а также быстрое удаление или сокрытие всех подлинных центров, способных соединить индивида с подлинно сверхчеловеческими влияниями, сделало возможным подлинное осуществление «инициатического раскрытия сознания» только как исключение. Это касается даже того человеческого типа, к которому я обращаюсь в «Оседлать тигра», хотя он больше всех прочих предрасположен к такой реализации и не может не рассматривать ее как реальный центр притяжения, как telos[26]своей глубинной сущности. В общем, сегодня остается возможным придать этой сущности такую ориентацию к трансценденции, которая сохранялась бы при любых обстоятельствах (как «петля остается твердой, даже если дверь выбита», или как магнитная стрелка, которая всегда сохраняет свое направление на север после любых колебаний), и позволить ей производить свои естественные следствия в каждодневном существовании в ожидании того момента, в котором, когда препятствия будут устранены — здесь или в ином из множественных состояний существа, — накопленный заряд окажется непреодолимым. Одно из этих следствий, указанных мною, касается особого отношения к смерти — позитивного contemplatio mortis[27], которое больше не придает важности тому, остаться жить или нет; которое, так сказать, оставляет смерть позади себя. Но это не парализует индивида — напротив, здесь должна проявиться высшая, экзальтированная форма жизни, вызванная магическим, ясным опьянением.

В этом контексте я также затронул вопрос права на собственную жизнь, то есть проблему самоубийства. Я уточнил предпосылки, на основе которых такие доктрины, как буддистская, стоическая и джайнистская, признавали такое право, но при этом я объяснил несостоятельность аргументов, выдвигавшихся против использования такого права с точки зрения религиозного теизма. Впрочем, мой вывод равным образом свидетельствует против такого использования, хотя в принципе внутренне свободный человек (то есть незначительное меньшинство) всегда может его потребовать: согласно традиционной доктрине, наше существование не является ни случаем, ни чем-то иррациональным, ни даром Создателя — это следствие трансцендентального выбора, сделанного каждым до своего рождения, хотя для разных индивидов он может иметь разный смысл. Обрисовка в общих чертах этой истины уже должна лишить драматизма все трагические и мрачные черты существования в смысле восточного высказывания «жизнь на земле — это путешествие в ночи»: эта жизнь является просто эпизодом в гораздо более длинной совокупности, начавшейся до нее и продолжающейся после. Но того, кто располагает более высоким уровнем сознания — или (почти платонической) памятью, эта истина должна снабдить фундаментом, к которому смогут добавиться указанные в моей книге позиции. Можно встречать опасности и риски не столько в смысле amor fati[28], сколько в поведении почти что пророческого типа, который в конечном итоге осознает себя и то, что он желает. Частное приложение описанной точки зрения может касаться экзистенциальной итоговой проблемы рассмотренного мною человеческого типа: «Похоже, именно в атмосфере, лишающей даже физическое существование последних остатков уверенности, где все заставляет поверить в истинность теории Geworfenheit, абсурдной «заброшенности» в мир и время, в путешествии в ночи, не позволяющей разглядеть почти ни одной детали ландшафта, открываются эти возможности подняться выше того, что можно увидеть в свете обычного чисто человеческого рацио, и посредством адекватных реакций достичь высокого внутреннего уровня и неуязвимости, труднодостижимых в других обстоятельствах». В заключении книги я выразил ту мысль, что «реализация указанных выше возможностей, в большинстве случаев скрытых и недоступных сознанию в иных обстоятельствах, более благоприятных с чисто человеческой точки зрения, с точки зрения «личности», как раз является последней причиной и последним смыслом этого выбора со стороны «бытия», тем самым возжелавшего подвергнуться тяжелейшему испытанию — существованию в мире, который представляет собой противоположность тому миру, который соответствует его природе, то есть миру Традиции». Аналогичные перспективы я набросал и в заключении «Восстания против современного мира», также и в этом отношении обратившись к некоторым древним традиционным учениям.

Реалистическая позиция, которую я счел нужным занять в «Оседлать тигра», в итоге привела меня к некоторому полемическому столкновению с кругами, которые еще питали иллюзии насчет возможностей, предлагаемых «традиционными остатками», существующими в сегодняшнем мире. Так, в обмене мыслями с Титусом Буркхардгом, указавшим на возможности этого рода за пределами Европы, я спросил его, допускает ли он, что и эти области находятся под влиянием «циклических законов». В этом случае не имеет особого смысла указывать на ту среду или страны, в которых инволюция еще не достигла уровня нынешнего Запада. И из-за намека того же Буркхардга на «духовные влияния, чье действие, пусть не всегда видимое, безмерно превосходит все то, что находится во власти человека», — влияния, чьи уцелевшие центры «инициатического» характера якобы еще имеются, — я был вынужден сказать, что хотя я не исключаю существования таких влияний, но в отношении их центров нужно задаться вопросом — может быть, они получили приказ не использовать свои силы и не препятствовать общему процессу инволюции? Если же нет, то что нужно думать, например, о Тибете, завоеванном и оскверненном китайскими коммунистами? Или о японских камикадзе, которых напуганные расчеты сверхмощной зенитной артиллерии противника почти всегда сбивали как мух еще до того, как те приближались к противнику и активировали «божественный ветер»? И если в исламе нельзя отрицать присутствие некоторых инициатических суфийских центров, то это присутствие никак не воспрепятствовало тому, что арабские страны бесповоротно стали на путь «развития» в модернистском, прогрессистском и антитрадиционном смысле. Здесь можно было бы привести и многие другие примеры.

Таким образом, этот мир напоминает человека, предоставленного самому себе — иными словами, общий процесс «отвердения» и десакрализации всего окружения делает достаточно относительным влияние вышеописанных сил, чью реальность трудно установить, если ограничиваться областью чистого сознания и не включать также область действия. И мысль, что круг замыкается, выглядит оправданной.

«Оседлать тигра» в чем-то отражает мою собственную жизнь; принципы и ориентации, указанные