Путь киновари - Юлиус Эвола

к «героическому реализму», из-за которого ни гедонизм, ни тот же эвдемонизм не смогли бы больше быть главными мотивами существования. Этот реализм, эта безличностность вновь дифференцируют человечество, превзойдя все противоречия и проблемы буржуазного мира и его сумеречных продолжений. Новому типу, который должен выделиться даже на физическом уровне как новая «фигура» мировой истории, предназначенная стать центром, смыслом и господином технической эры, Юнгер дал имя «рабочего» (der Arbeiter), откуда и название данной книги. Естественно, выбор этого имени был неудачным, учитывая то, что для Юнгера речь вообще не шла о социальном классе, о «рабочих», и тем более о пролетариате левой идеологии. Речь шла скорее об общем типе, обладающим аскетическим и в то же время воинским характером и утверждающем свой образ существования, связанный со сдержанностью и чистотой, во всех областях. В своей книге Юнгер рассматривал нынешнюю эпоху как эпоху перехода (смешение музея и стройки) и обрисовывал различные стороны будущей эры «рабочего», в том числе относительно политических структур. В этой связи он отстаивал строгий иерархический принцип и говорил даже об ордене. Его характеристики носили сколь «спартанский», столь и прусский характер, напоминая одновременно орден иезуитов и элиту чистых коммунистов. Очевидно, что Юнгер имел в виду идеал, черты которого обнаруживаются во вчерашних и сегодняшних движениях противоположных знаков, объединенных противостоянием буржуазно-демократическому миру.

Мне давно хотелось популяризовать эту книгу в Италии посредством перевода. Но, перечитав ее, я убедился, что при помощи простого перевода моя цель не была бы достигнута. В этой книге перемешаны части разного достоинства, что может ввести в заблуждение читателя, не способного отличить одни от других, потому что они отражают немецкую ситуацию вчерашнего дня и не принимают в расчет все важные события, произошедшие с тех пор. К тому же возникли некоторые трудности с изданием. Так я оставил мысль о переводе, задумав обширный синтез, основанный в большей мере на выжимках из книги, с отделением неважных или ошибочных частей ради выявления существенного и непреходящего, добавив минимум критики и пояснений. Так родилась вышеназванная работа. Относительно критической стороны я указал, что, учитывая нынешний климат и процветание «Западного» мира, ситуации высокого напряжения, в которых чрезвычайные обстоятельства должны сформировать тип «рабочего», кажутся преодоленными. Однако очевидно, что у «атомной эры» или «эпохи второй промышленной революции» две стороны. Нынешний мир имеет все черты простого перемирия. Наконец, всегда останутся в силе аспекты проблемы «рабочего» в том, что касается не внешних ситуаций, а внутренних разрушений и стихийных сил, восстающих против нынешних структур, особенно если эти структуры имеют рационализированный и совершенный характер. Набросанная мной критика идей Юнгера касается прежде всего двусмысленности типа «рабочего»: здесь существует риск остаться в узких рамках активизма и внутреннего воспитания, лишенных трансцендентного измерения, а отсюда — и всякого преобразующего и способного породить и основать новую иерархию элемента. С другой стороны, достижение этого высшего измерения представляется маловероятным, учитывая то, что во всяком индивиде последних поколений мировоззрение и ориентация, свойственные современной науке, на которой основана техника, а отсюда — и нынешняя цивилизация, становятся чем-то врожденным: а они как раз отрицают это измерение.

В данной книге (и еще больше в гораздо более поздней работе под названием «У стены времени») Юнгер говорил о еще не воспринятой нами «метафизике» мира машин и техники, которая в конце концов проявится и возгосподствует. Аналогичные идеи недавно были высказаны другими авторами; типичным случаем здесь является книга «Утро магов» Повеля и Бержье, имевшая некоторый резонанс. Но, как по мне, это чистые заблуждения — если только не воспринимать термин «метафизический» в буквальном смысле как «то, что находится по ту сторону физики»; в этом случае этот нефизический план можно было бы понять как внутреннюю сторону механизированного и технизированного мира, однако имеющую «демонический» характер, противостоящий «метафизическому» в собственном смысле. В заключении своего очерка я писал, что без осуществления подлинной «мутации» (в том смысле, который этот термин имеет в биологии и в генетике, как предпосылка возникновения нового вида) тип юнгеровского «рабочего» трудно было бы отличить от коммунистического идеала в перспективе фундаментальной материалистической и коллективистской деградации человека. Кроме того, я не преминул заметить, что даже сам выбор термина «рабочий» является подозрительным: это понятие принадлежит по своей сути миру четвертого сословия, последней касты. Красноречивым знаком времен является то, что сегодня говорят о «труде», используя этот термин также в смысле той деятельности, которая с трудом в собственном смысле не имеет ничего общего и которая таким образом переходит на более низкий уровень: я часто об этом говорил.

С другой стороны, среди работ Юнгера эта книга, которую при помощи своего очерка я хотел популяризировать, является, так сказать, отдельной от автора, который далеко отошел от высказанных в ней идей. Поздняя деятельность Юнгера заметно увеличила его известность как литературоведа и писателя, но с духовной точки зрения свидетельствует о падении уровня — как из-за господства чисто эстетического и литературного интереса, так и из-за перенесенного влияния иного направления идей, часто даже противоположного тому, что вдохновила «Рабочего» и его прежнюю публицистику — как если бы духовный заряд, созданный в Юнгере его боевым опытом первой мировой войны и позже приложенный к интеллектуальному плану, мало-помалу истощился. Впрочем, во время второй мировой войны Юнгер не играл никакой значимой роли, и, находясь на службе в оккупированной Франции, кажется, контактировал с военными, пытавшихся в июне 1944-го года убить Гитлера. В какой-то мере Юнгера можно причислить к кругу тех, кто после отстаивания идей «консервативной революции» пережили своего рода травму из-за опыта национал-социализма и закончили принятием вялых либерально-гуманистических идей, вполне соответствующих искомому «демократическому перевоспитанию» их страны. Они оказались неспособны адекватно отделить в идеях прошлого положительное от отрицательного, чтобы твердо придерживаться первого. К сожалению, эта неспособность является в общем типичной для нынешней Германии, стране «экономического чуда».

Моя последняя книга «Оседлать тигра» (Cavalcare la tigre) отчасти возвращается к тематике, поднятой Юнгером, расширяя и дополняя ее. По сути она соответствует отрицательному выводу, который я вынес из своего опыта, и реалистическому взгляду на общую ситуацию — то есть убеждению, что в этой ситуации вызвать значимое преобразование, воздействовать на процессы, которые теперь, после последних разрушений, приняли неуправляемый характер, невозможно. Мотив написать эту книгу был связан, в частности, с людьми, которые сопровождали меня в «традиционной» фазе и в связи с этим признавали высшее право системы существования и общества, отражающих ценности Традиции, выявленных мною прежде всего в «Восстании против современного мира». Они задавались вопросом, что можно было бы сделать в этом мире, обществе