Архетип Апокалипсиса - Эдвард Ф. Эдингер

причем те люди, которым суждено, смогут спастись посредством самоотождествления со светлой, пневматической стороной Бога[iii].

Надо заметить, что здесь имеет место наложение двух разных уровней символизма. На протяжении данной книги я неоднократно отмечал, что книга Откровения – памятник separatio, глобального расщепления между раем и адом. Однако в конце мы сталкиваемся с грандиозной картинойconiunctio, в которую вписана четверичность, что недвусмысленно говорит о том, что все противоположности оказались примирены. Складывается впечатление, что последняя сцена была включена в книгу после ее написания кем-то из тех, кто ее переписывал, таким образом книга приобрела двойственность. Однако фактическая сторона вопроса не имеет для нас принципиального значения. Даже если что-то и было добавлено, это произошло не случайно, а потому, что коллективная психика произвела на свет образ нового Иерусалима, пусть даже и руками кого-то, кто не был Иоанном. Не может быть случайной и та окончательная редакция, которую, спустя столько веков, сохранил священный текст. Нам он дан таким, каким мы его имеем. Я бы описал двойственность Апокалипсиса следующим образом: на определенной стадии развития этап, обозначаемый separatio, кажется окончательным достижением на пути к целостности. Современные психологи, конечно, не согласились бы с таким представлением. Исчерпав потенциал своей эпохи и тесно связанный с ним потенциал своей личности, человек может прийти к чувству завершения, предельного воплощения возможного – и это и будет его Самость. Однако с высоты более поздних эпох те образы, что казались пределом Самости, могут показаться сомнительными и конфликтными. Возможно, я выражаюсь слишком туманно, но виной тому отчасти парадоксальная природа Откровения.

Банкет в честь Мессии

За свадьбой божьего Агнца и Иерусалима-невесты должен был бы, по традиции, грянуть пир горой. Однако если это и происходит, то в книге Откровения прямо об этом не говорится. Во всяком случае, не настолько прямо, как в иудейской легенде о «Мессианском банкете», которую я упоминал в предыдущих главах. Легенда недвусмысленно излагает, как праведники будут благословлены вкусить редкие сорта мяса, как-то: мясо Левиафана и Бегемота, - и запить их вином райского винограда. Однако тема еды проскальзывает и в книге Откровения:

И увидел я одного Ангела, стоящего на солнце; и он воскликнул громким голосом, говоря всем птицам, летающим по средине неба: летите, собирайтесь на великую вечерю Божию, чтобы пожрать трупы царей, трупы сильных, трупы тысяченачальников, трупы коней и сидящих на них, трупы всех свободных и рабов, и малых и великих. И увидел я зверя и царей земных и воинства их, собранные, чтобы сразиться с Сидящим на коне и с воинством Его. (Откр. 19:17-18)

Итак, главным блюдом на пиру становится плоть многочисленных убиенных в пылу Апокалипсиса людей, - ничего не скажешь, хороша картинка свадебного пира. В своей практике я однажды столкнулся со сном (и я уже упоминал его в этой книге), повторяющим мотив кровавого пира. Полностью сон приведен в моей работе «Сотворение сознания». Напомню, сновидцу приснилось, что он стоял на берегу Гудзона и смотрел на разрушенный Нью-Йорк. Он увидел гигантов, спустившихся на землю и пожирающих людей: «Они культивировали нашу цивилизацию таким же образом, как мы выращиваем овощи в теплице. Наша планета была для них чем-то вроде теплицы, и теперь они вернулись, чтобы собрать плоды, которые они некогда посеяли». По мере того, как сон разворачивается, сновидец узнает, что он будет избавлен от страшной участи большинства, потому что у него слегка повышенное давление. Он не будет съеден; напротив, ему будет поручено ответственное задание:

Наша прогулка, во время которой мы стали свидетелями фантастических разрушений, длилась чрезвычайно долго. Неожиданно я увидел перед собой огромный золотой трон, от которого исходило ослепительное, как от солнца, сияние; я зажмурил глаза. На троне восседали король и королева этого племени великанов. Насколько я понимал, они знали, для чего должна быть разрушена наша планета…

Испытание или задача, поставленная передо мной — помимо того, что я должен был стать свидетелем гибели мира, —

заключалась в том, чтобы подняться по лестнице, стоящей перед троном, и оказаться лицом к лицу с королями великанов. Эта задача выполнялась мною в несколько приемов. Помню, как я начал медленно подниматься по ступенькам, подъем был бесконечно долгим и мучительным, сердце стучало в моей груди, как молот. Страх сковывал, но я знал, что необходимо исполнить эту задачу до конца, что на карту поставлена судьба мира и человечества. В этот момент я проснулся весь в поту.

Чуть позже я понял, что разрушение земли племенем гигантов являлось не чем иным, как брачным пиром для вновь соединяющихся короля и королевы, что в этом и заключалась особая причина случившегося и тайное обаяние, исходящее от короля и королевы…[iv]

Тема кровавого пиршества, представленная во сне, и вправду близка тому, что предлагает нам книга Откровения. Впору задаться вопросом: какую же психологическую интерпретацию этого чудовищного действа, связывающего столь древний текст со сном нашего современника, мы можем предложить? Вот моя версия. Сама суть Апокалипсиса – неважно, где и кода он проявился, – предполагает активизацию всех тех противоречий и противоположностей, что составляют образ Бога, что делает извечную проблему любви и войны, двух путей coniuncio, особенно актуальной. Противоположности либо соединяются в любовном союзе, либо скрещивают клинки войны. В любом случае, этот процесс, задевая личность и эго, активизирует все слои психики, индивидуальной и коллективной: процесс жаждет, так сказать, инкарнации, зримого воплощения, сознательного или нет. Стремясь к реализации, архетип вербует людей себе на службу. Люди оказываются проглоченными гигантами-архетипами – и лишенными своей индивидуальности. Они становятся актерами в драме, играемой архетипом. Причем в этом театре актеры – бессознательные пешки, подчас безвольно выполняющие свою роль. Возможен, конечно, и более осознанный подход, при котором индивид осознает происходящее и оказывается способен поглощать архетип с не меньшим аппетитом, чем тот его, превращая драму в процесс индивидуации.

В связи с вышесказанным я хочу привести цитату из «Ответа Иову» Юнга: «образ Божий пронизывает собой всю человеческую сферу и волей-неволей представлен в человечестве»[v]. Можно написать целый том в качестве комментария к одной этой строчке. Я, однако, уже касался этой важной цитаты в моей работе «Трансформация Богообраза», здесь же кратко упомяну, что и Юнг признавал Богообраз – особенно если он оказался активирован – способным поедать людей пачками, смаковать их эго, тем самым порабощая их[vi]. Это ужасно – и ужасен пир Апокалипсиса.

Восстановление мира

А вот что читаем до этого, в двадцать первой части Откровения:

И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста,