О воле в природе - Артур Шопенгауэр

как зримость воли. Этим объясняется, почему магнетизеры иногда магнетизируют без сознательного усилия воли и почти не думая – и тем не менее надлежащий эффект получается. Вообще, магнетически действует не сознание известного воления, не рефлексия о последнем, а чистое хотение само по себе, по возможности обособленное от всякого представления. Поэтому в наставлениях, даваемых магнетизеру Кизером («Теллуризм», том I, стр. 400 и след.), последний положительно запрещает как пациенту, так и врачу всякое размышление относительно их взаимных действий и состояний, запрещает все внешние впечатления, порождающие представления, все разговоры между собою, всякое постороннее присутствие, даже солнечный свет и т. д.; и он рекомендует, чтобы все совершалось по возможности бессознательно, как этого требует и симпатическое лечение. Истинное основание всего этого заключается в том, что воля действует здесь в своей изначальности как вещь в себе, а это требует, чтобы по возможности исключено было представление, как область, от воли отличная, и начало второстепенное. Фактические подтверждения той истины, что настоящим деятелем при магнетизировании является воля, всякий же внешний акт представляет собою только ее носителя, можно найти во всех новейших лучших сочинениях о магнетизме, и повторять их здесь было бы излишнее многословие; тем не менее одно из них я приведу – не потому, чтобы оно было особенно поразительно, а потому, что оно сделано выдающимся человеком и, как свидетельство такового, имеет своеобразный интерес. Я разумею Жан Поля. В одном письме (напечатанном в «Правде из жизни Жан Поля», том VIII, стр. 120) он говорит: «В одном большом обществе я исключительно тем, что незаметно ни для кого устремлял на госпожу фон-К. упорные взгляды, исполненные мощного желания, дважды почти усыпил ее, а предварительно довел ее до сердцебиения и внезапной бледности, так что С. должен был подать ей помощь». Да и в настоящее время обыкновенная манипуляция с величайшим успехом заменяется тем, что, глядя в упор на пациента, берут и держат его за руку: объясняется это тем, что и этот внешний акт способен фиксировать волю в известном направлении. Но об этой непосредственной власти, которую воля может иметь над другими, лучше всего свидетельствуют изумительные опыты г. Дюпоте и его учеников; с этими опытами он даже публично выступает в Париже и на своих сеансах, с помощью одной воли, подкрепляемой немногими жестами, по своему усмотрению склоняет и располагает посторонних людей к тому или иному поступку и даже вызывает у них неслыханнейшие судороги. Краткие сведения об этом сообщает, по-видимому, вполне добросовестно написанная брошюра «Первый взгляд в мир магнетических чудес» Карла Шолля, 18533.

Другого рода подтверждением истины, о которой идет речь, может служить также и то, что́ в «Сообщениях о сомнамбуле Августе К., в Дрездене», 1843 г., говорит о себе на стр. 53 сама Августа К.: «Я находилась в полусне; брат мой собирался сыграть одну известную ему пьесу. Я попросила его не играть этой пьесы, так как она не нравилась мне. Однако он стал ее играть; но настойчиво противодействуя ему своей волей, я довела его до того, что, несмотря на все свои усилия, он не мог припомнить продолжения пьесы». Но своего кульминационного пункта это явление достигает в тех случаях, когда эта непосредственная мощь воли распространяется даже на неодушевленные тела. Как ни мало кажется это вероятным, однако у нас есть об этом два, идущие с совершенно различных сторон свидетельства. Именно, в только что названной книге, стр. 115, 116 и 318, рассказывается, с перечислением бывших при том свидетелей, как эта сомнамбула, совсем без помощи рук, одной своею волей, устремляя взор на стрелку компаса, сдвинула ее один раз на 7°, а другой – на 4°, и повторила этот опыт четыре раза. Далее, “Galignani’s Messenger”[121] от 23 октября 1851 г. приводит из английского журнала “Brittania” известие, что сомнамбула Пруденция Бернар из Парижа на публичном заседании в Лондоне простым движением головы из стороны в сторону заставляла стрелку компаса следовать за этим движением, причем г. Брюстер (Brewster), сын физика, и два других господина из публики выступали в качестве членов жюри (acted as jurors).

Итак, если мы видим, что та самая воля, которую я установил, как вещь в себе, как единственно реальное начало во всем бытии, как зерно природы, – что эта воля, исходя из человеческого индивидуума, в животном магнетизме и за его пределами, совершает действия, которые необъяснимы с точки зрения причинной связи, т. е. с точки зрения законов природы, – мало того, даже упраздняет до известной степени этот закон и производит настоящее “actio in distans”, обнаруживая этим сверхъестественное, т. е. метафизическое владычество над природою, – то я не знаю, какого еще более фактического подтверждения можно бы требовать для моего учения. Пришел же граф Szapary, этот, вне всякого сомнения, незнакомый даже с моею философией магнетизер, на основании собственных опытов к тому, что счел нужным добавить в пояснение к заглавию своей книги «Несколько слов о животном магнетизме, душевном теле и жизненной эссенции», 1840 г., следующие замечательные слова: «Или физические доказательства того, что животно-магнитный ток представляет собою элемент, а воля – принцип всей духовной и телесной жизни». Таким образом, животный магнетизм является как раз той практической метафизикой, за которую признал магию уже Бэкон Веруламский в своей классификации наук (“Instauratio Magna Scientiarum”[122], L. III): он, магнетизм, представляет собою эмпирическую или экспериментальную метафизику. Далее, так как в животном магнетизме воля выступает как вещь в себе, то мы и видим, что присущее исключительно явлению principium individuationis (пространство и время) в нем тотчас же исчезает; пространственные и временные границы, которыми индивидуумы обособлены друг от друга, расторгаются; между магнетизером и сомнамбулою пространство не составляет уже более никакой преграды, возникает общность мыслей и волевых движений; состояние ясновидения переносит человека за присущие исключительно явлению, обусловленные пространством и временем, отношения близости и отдаленности, настоящего и будущего.

В силу такого положения вещей мало-помалу сложилось и почти перешло в уверенность, наперекор столь многочисленным доводам и предрассудкам противоположного характера, то мнение, что животный магнетизм и его феномены тождественны с одним из отделов старой магии, – того ославленного тайного искусства, в реальности которого были убеждены не только христианские столетия, преследовавшие его с такою жестокостью, но точно так же и все народы земного шара без исключения, даже и дикие, и притом во все времена, и за вредное применение которого уже двенадцать римских таблиц4, книги Моисея и даже одиннадцатая книга Платона «О законах» полагают наказанием смертную казнь. С какою серьезностью относились к магии даже в просвещеннейший римский век, при Антонинах, – это доказывает превосходная судебная речь Апулея в защиту против возведенного на