Экскоммуникация. Три эссе о медиа и медиации - Александр Р. Гэллоуэй

миром естественного и сверхъестественного[165]. Точнее, здесь заколдован не сам объект, но связанный с ним акт медиации. Спиритические сеансы, медиумизм и некромантия — всё попадает под эту категорию. В одних случаях медиация объектов проходит как обычно: это, например, внешне привычный белый шум на экране телевизора, через который на самом деле передаются сообщения с того света. В иных случаях медиация происходит с помощью древних, средневековых средств — например, через магический круг, нарисованный на полу.

Получается, одержимые медиа существуют и в форме артефактов, и в форме порталов — а подчас и в двух формах одновременно[166]. Такова ключевая характеристика одержимых медиа: вне зависимости от своей формы, «сверхъестественный объект» служит проводником между двумя онтологическими порядками (естественное — сверхъестественное, земное — небесное, жизнь — загробный мир). И такой взгляд на медиацию принципиально отличается от современного взгляда, привитого нам кибернетикой и теорией информации. Мы привыкли, что медиация происходит между точкой А и точкой Б — в единой, разделяемой и согласованной реальности. В контексте одержимых медиа тоже существуют и сообщения, и каналы, и отправители, и получатели. Но посредничество здесь происходит не в единой реальности, а между двумя разными[167]. Чаще всего одержимые медиа выступают своего рода положительными посредниками. В процессе медиации они соединяют нас с тем, что по определению недоступно человеческому разуму и восприятию: камере удается заснять призраков, звуковое устройство успешно записывает потусторонние звуки, а невидимое присутствие покойника получается отследить на видео.

Но есть жанровые истории, которые не вписываются даже в эту парадигму. Сверхъестественный ужас рубежа XIX и XX веков богат примерами, которые одновременно связаны и с развитием науки, и с традициями мистицизма и оккультизма. Например, рассказ ФИТЦА ДЖЕЙМСА О’БРАЙЕНА Что это было? (1859) — это история о монстре с новым смысловым оттенком. По сюжету этого монстра, собственно говоря, не существует. Его нельзя ни увидеть, ни услышать; любые свидетельства его присутствия носят негативный характер — будь то смятая постель, шевеление занавески или скрип половицы. Это существо физическое, но не эмпирическое — и только заставив его стать видимым, можно узнать о нем хоть что-то. В итоге персонажам всё же удается поймать монстра и сделать из него литую форму, фактически создав его скульптуру. Похожий мотив встречается в рассказе АМБРОЗА БИРСА Проклятая тварь (1893). Грозное хищное существо запугивает всю деревню — но при этом само остается невидимым, если не считать следов его огромных когтей на телах жертв. Ключ к загадке кроется в законах оптики и знании о четырехмерном пространстве: герой замечает движущийся силуэт существа, когда оно на секунду затмевает собой звезды на небе, одну за другой. Как есть звуки, недоступные человеческому уху, так есть и цвета, недоступные человеческому глазу. И, как с ужасом заключает герой: «Да поможет мне бог! Проклятая тварь как раз такого цвета». В рассказе БИРСА герои сталкиваются с проблемой одновременно и практической, и философской: им нужно сначала убедиться в существовании «проклятой твари» (опираясь на научное и религиозное знание) и только затем понять, как ее прогнать или как самим избежать угрозы.

Наши органы чувств — это медиум, и медиум весьма несовершенный; такова предпосылка появления одержимых медиа. При этом наше восприятие может быть расширено или изменено: в иных случаях оно может «увидеть» гораздо больше, чем мы готовы увидеть. Это и есть отправная точка для того, что мы назовем потусторонними медиа. Немало примеров таких медиа можно найти в жанре «странной» фантастики. Рассказы в этом жанре активно печатали на заре XX века в таких бульварных журналах, как Weird Tales и Amazing Stories. Сюжеты многих рассказов включают в себя нечто из другого измерения — как, например, в рассказе Г. Ф. ЛАВКРАФТА Из глубин мироздания (1920), ФРЭНКА БЕЛНЕПА ЛОНГА Псы Тиндала (1929) и КЛАРКА ЭШТОНА СМИТА Уббо-Сатла (1933). По сюжету рассказа ЛАВКРАФТА сумасшедший ученый изобретает машину, с помощью которой любой человек может увидеть невидимых, зловещих, похожих на амфибий существ — они плавают в воздухе рядом с нами. В рассказе ЛОНГА забористая смесь наркотиков и квантовой физики приводит к открытию портала — и через углы комнаты в наш мир проникают хищные, бестелесные существа. А рассказ СМИТА повествует о колдуне, который использует магический кристалл (пожалуй, медиум всех медиумов), чтобы установить контакт с первозданной, изначальной формой жизни[168]. В каждом из сюжетов медиация сталкивается с абсолютным пределом — и продолжается за пределами того, что мы знаем.

В таких «странных» историях медиация сверхъестественного происходит схожим образом, как и в случае одержимых медиа. Но есть одно важное отличие: здесь медиация заводит нас в абсолютный тупик, тупик незнания о ее невозможности; любая коммуникация рушится до своего основания — до экскоммуникации. И если одержимые медиа выражали медиацию сверхъестественного в позитивном ключе, то потусторонние медиа указывают на бездонную пропасть, которая разделяет два онтологических порядка. В одних случаях сверхъестественное присутствует, но не являет себя; это может быть, к примеру, невидимое существо, которое находится в нашей с вами реальности, но недоступно человеческому глазу. В иных случаях сверхъестественное являет себя, но не присутствует — как, например, неименуемые сущности из других измерений {15}. В случае потусторонних медиа все объекты неизбежно сокращаются до вещей. Это — отрицательная медиация, парадоксальное заявление и подтверждение пропасти между двумя онтологическими порядками. Сравнение приведено в таблице.

Подведем итог. Медиа «одержимы», когда они становятся утвердительными посредниками между двумя разными онтологическими порядками, превращая привычный объект в сверхъестественный (либо артефакт, либо портал). Медиа находятся «по ту сторону», когда они становятся отрицательными посредниками между двумя онтологическими порядками, в результате чего объект отступает на уровень вещи.

Между объектом «для нас» и вещью «в себе» есть крохотное различие — и бездонная пропасть. Как мы отмечали выше, те медиаустройства, что наводнили жанр сверхъестественного ужаса, вовсе не сломаны. Они работают вполне неплохо — даже, пожалуй, слишком хорошо. Когда обычные предметы становятся необычными — это ли тот тайный переход, что превращает объект в вещь? Субъектно-объектные и объектно-объектные отношения в контексте сверхъестественного ужаса — это всего лишь издержки куда более фундаментальной связи — связи между объектом и вещью. Исходя из этого, наша гипотеза звучит так: в жанре сверхъестественного ужаса медиация сверхъестественного осуществляется через амбивалентный переход от объекта к вещи.

МЕДИАЦИЯ И МИСТИЦИЗМ

В основе темных медиа лежит идея опосредования того, что не может быть опосредовано, — и это несмотря на то, что темные медиа (включая всю нашу типологию: мертвые, одержимые и