Музыка как предмет логики - Алексей Федорович Лосев

в разных отношениях не должно заставлять нас игнорировать все то огромное различие, которое существует между этими двумя совершенно разнородными областями человеческого творчества.

1) Залегает непроходимая бездна прежде всего в формах сконструирования выраженности музыкального и математического предмета.

Выражение музыкального предмета основано на чистом алогическом соотнесении смысла ее с инобытием, так что число и время, лежащие в ее основе, или, употребляя единый термин, жизнь чисел, лежащая в ее основе, берется, в порядке выражаемости, как соотнесенная с инобытием и только соотнесенная, без всяких добавочных моментов, берется как алогически-инобытийно выраженная и рассматривается только в своем алогически-инобытийном качестве.

Такое конструирование предмета, когда и его выражение берется только с алогически-инобытийной стороны, мы называем гилетическим, и оно имеет свои твердые законы, точно выводимые путем введения алогического момента из категорий самого смысла.

Напротив того, математический предмет выражается на основе фиксирования чисто логических, смысловых, вне-выразительных моментов; математика заинтересована не в том, чтобы дать гилетическую, аноэтическую логику смысла и чтобы нарисовать картину алогического становления числа алогическими же средствами, но чтобы дать чисто логическую структуру числа как в его логической, так и в его алогической данности.

9.

Далее, необходимо отметить, что

2) математика конструирует как самое число вне его выражения, так и алогически-становящееся число, вне его выражения, так и выражение чисел всех типов, рассматривая это выражение чисто логически же, но не выразительно.

Музыка же конструирует только выраженные числа, и притом числа не сами по себе, взятые в своей отвлеченной логичности, но обязательно числа, перешедшие в результате алогического определения во время.

10.

Далее, музыка, как искусство, необходимым образом конструирует

3) интеллигентную стихию смысла и

4) дает не просто выражение смысла, но художественное выражение смысла (в чем оно заключается, это – другой вопрос).

Математика же конструирует числа вне их интеллигенции и вне художественности.

11.

Имея точную руководящую нить к получению музыкального предмета как аноэтически, инобытийно-алогически становящегося выражения (или жизни) чисел, как числовой инаковости (беря последнюю в ее чистейшей природе, без всякого постороннего привнесения), мы можем диалектически вывести в более развитой форме все главные основоположения музыкального предмета, или музыкальной формы.

1) Число есть самотождественное различие. След., музыкальный предмет, как алогическое инобытие числа, есть слитно-взаимопроникнутое тождество внеположных различенностей.

2) Число есть подвижной покой. След., музыкальный предмет, по той же причине, есть слитно-взаимопроникнутое тождество текучих, или последовательных, различенностей.

3) Число есть единичность, нечто, сущее. Музыка есть слитно-взаимопроникнутое тождество бытия и не-бытия, логического и алогического.

4) Моменты интеллигенции, в аспекте своего алогического ознаменования, дают – музыку как некое суждение, субъект которого сплошно и неразличимо течет в своей алогической гуще, чтó значит, что он, вопреки всякому «закону основания», сам основывается на себе и есть сам для себя и норма и основание. Он – интеллигентная самообоснованность.

5) Отсюда, далее, для второго момента интеллигенции мы получаем слитость и взаимопроникнутость субъекта действия с результатом и объектом своего действия, что дает слитость себя с собою в смысле действия, и что заставляет его быть для себя и действием, причиной, и результатом, опричиненным. Он борется с самим собою; он есть, след., сплошно-неразличимое самопротивоборство.

6) И, наконец, для третьего момента мы находим слитость и взаимопроникнутость субъекта как такового с объектом как таковым, в порядке общего алогически и аноэтически нарастающего, бесформенного множества сплошных слитостей. Тут музыкальный предмет абсолютно сливается с самим собою и в своем самообосновании и в своем самопротивоборстве, превращаясь в чистую выразительность и предметность чистого чувства.

12.

Краткая феноменолого-диалектическая формула музыкального предмета отсюда, такова.

Музыка есть

1) единичность

2) подвижного покоя

3) самотождественного различия,

4) данная в аспекте алогического становления и

5) рассмотренная как подвижной покой последнего,

6) порождающая

7) сплошно-текучее неразличимое множество

8) как некое единство,

9) в результате чего получается чистая выраженность (или соотнесенность с алогически-инобытийными моментами)

10) само-обоснованного

11) взаимопротивоборства

12) себя с самим собою.

Еще короче:

Музыка есть a) чисто-алогически выраженная (6 – 8) предметность (9) жизни (4 – 5) чисел (1 – 3), данных в аспекте чистой интеллигенции (10 – 12).

Заметим, что тут еще не указывается специфически художественный момент музыки, который нет нужды рассматривать специально в музыкальной эстетике, так как это – общая проблема всех искусств вообще [13].

III. ЛОГИКА МУЗЫКАЛЬНОЙ ФОРМЫ.

1. Музыкальное время и традиционная наука.

Музыка есть искусство времени, и музыкальная форма есть прежде всего временнáя форма. Чтобы охарактеризовать музыкальную форму, необходимо знать, что такое время. Обычная эмпирическая наука не вскрывает самого понятия времени. Она пользуется готовым понятием времени и не задается вопросом, чтó такое время в своем существе и какие предварительные категории оно в себя включает.

Так, механик и физик, исчисляющий пройденный телом путь в такое-то время, очевидно, не задается вопросом о том, что такое время само по себе. Равным образом, и теоретик музыки, говорящий о метрах, ритмах и тактах, равно как и практический исполнитель, отсчитывающий метры, очевидно, не решают еще этим самым вопроса о существе времени, а уже пользуются готовым понятием, о происхождении которого они ничего сказать не могут. Ничего не говорят о существе времени и те философские теории, которые пользуются разными натуралистически-метафизическими методами.

Так, если мы целью своего философствования о времени поставим доказательство его субъективности, и, подобно Канту, будем считать, что время не есть свойство вещей и не есть объективная действительность, а есть нечто, привносимое в вещи нашим субъективным сознанием, то на таком пути мы тоже не разрешим вопроса о сущности времени, так как будем все говорить не о времени самом по себе, но, уже пользуясь готовым понятием времени, будем говорить об его том или ином происхождении. И Канту мы должны сказать: надо сначала определить, что такое время само по себе, а уже потом рассматривать, субъективно ли оно или объективно. Я не знаю что такое время: как же я могу говорить, что оно – субъективно?

Не разрешают вопроса о времени и разнообразные психологические теории. Психология есть наука о том, как те или иные предметы даны в психике. Но как же я могу изучать данность времени в психике, когда я не знаю, чтó именно тут дано? Если бы я знал, что такое время само по себе, я бы мог тогда изучить, как это время переживается. Равным образом, наш вопрос неразрешим также ни физиологически, ни физически. Если вы не знаете, что такое время вообще, время само по себе, – вы не можете рассуждать о том, как оно дано физически или физиологически.

Словом, ни физика, ни физиология, ни психология, ни эмпирическая наука