О положении вещей. Малая философия дизайна - Вилем Флюссер

рукотворно видоизменяет свою окружающую среду. Человеческое бытование в среде определяет рука с четырьмя вытянутыми пальцами и оттопыренным большим. Эта свойственная человеческому организму конечность постигает вещи, и мир постигается рукой как мир вещественный. И не просто постигается: рука приближает эти вещи для более пристального рассмотрения и переформировывает. Таким образом, рука сообщает постигнутым ею вещам информацию, и вокруг человека складываются два мира: мир «природы», наличных, предполагаемых к познанию вещей, и мир «культуры» – подручных, информированных вещей. Еще не так давно считалось, что история человечества – это процесс, благодаря которому рука человека осуществляет прогрессивное преобразование природы в культуру. Сегодня следует отказаться от этой «веры в прогресс». На самом деле становится всё очевиднее, что рука вовсе не оставляет вещи, которым сообщила информацию, в покое, но продолжает трепать их, покуда эта информация не изнашивается. Рука потребляет культуру и превращает ее в отбросы. Таким образом, существуют не два, а три окружающих человека мира: мир природы, мир культуры и мир отбросов. Мусор становится всё интереснее: его изучением занимаются целые отрасли науки, такие как экология, археология, этимология, психоанализ. Выясняется, что отбросы возвращаются обратно в природную среду. Следовательно, история человечества – это не вектор перехода от природы к культуре, а круг, в котором природа переходит в культуру, культура – в отбросы, а отбросы – в природу, и так далее. Порочный круг.

Чтобы вырваться из этого круга, необходимо располагать неперерабатываемой, «незабываемой» информацией – такой, истрепать которую рука была бы не в состоянии. Но рука стремится потрепать абсолютно все вещи в попытке всё постичь. Таким образом, неперерабатываемая информация не может заключаться в вещах. Должна быть создана невещественная культура. Если бы нам это удалось, то не было бы больше забвения, и история человечества действительно стала бы представлять собой линейное движение прогресса, всё больше разрастающуюся память. В настоящий момент мы являемся свидетелями попыток произвести подобного рода невещественную культуру, всевозрастающую память. Примером тому может служить память компьютерная.

Компьютерная память – это не-вещь. Точно такие же не-вещи представляют собой электронные изображения и голограммы. Всё это – чистой воды не-вещи, поскольку рука не может их постичь. Это не-вещи, поскольку они представляют собой неперерабатываемую информацию. Эти не-вещи по-прежнему связаны с такими вещами, как силиконовые чипы, катодные трубки или лазерные лучи, но это преходяще. «Игра в бисер» Гессе и подобные ей футурологические произведения позволяют по крайней мере представить, что может произойти освобождение не-вещей от вещей, софта от хардвера. Впрочем, нам вовсе не обязательно пускаться в футурологические измышления: уже сегодня мы изо дня в день ощущаем возрастающую невещественность, «мягкость» культуры. Окружающие нас вещи уменьшаются, происходит «миниатюризация»; они становятся всё дешевле, в то время как окружающие нас не-вещи всё разрастаются, и происходит «информатизация». Эти не-вещи одновременно неуловимы и вечны. Их нет, и в то же время они есть; они незабываемы.

В подобных условиях руки не нужны, им нечего постигать и нечего создавать. Поскольку эта ситуация непостижима, непостижимо и то, как с ней поступать. Поступок, действие, как и совершающий его действующий и созидающий инструмент – рука, становятся излишни. Всё, что можно еще постичь и создать, автоматически обеспечивается не-вещами, программами – «искусственным интеллектом» и робототехникой. В таком положении человек освобождается от понятийной и созидательной работы, становится безработным. Безработица на сегодня – не конъюнктурное явление, а показатель избыточности работы в ситуации невещественности.

Руки, ставшие избыточными, могут атрофироваться. Но не кончики пальцев. Напротив: они входят в число наиболее важных органов. В ситуации невещественности необходимо производить невещественную информацию и получать от нее удовольствие. Производство информации – это перестановочная игра с символами. Удовольствие от информации – это рассматривание символов. В ситуации невещественности требуется играть символами и рассматривать их же. Программировать и получать удовольствие от программ. А чтобы вести игру символами, чтобы программировать, необходимо нажимать на кнопки. То же самое требуется и для того, чтобы рассматривать символы, наслаждаться программами. Кнопки – это устройства, преобразующие символы и делающие их видимыми (см., к примеру, пианино и пишущую машинку). Чтобы нажимать на кнопки, нам требуются кончики пальцев. Они и будут обеспечивать бытие человека в невещественном будущем.

Отсюда вопрос: что происходит с экзистенциальной точки зрения, когда я нажимаю на кнопку – кнопку печатной машинки, клавишу пианино, кнопку на телевизоре или телефоне? Когда президент Соединенных Штатов нажимает на красную кнопку или фотограф – на кнопку спуска? Я выбираю кнопку, принимаю решение в пользу именно этого выбора. В пользу определенной буквы, ноты, телепрограммы, номера абонента. Президент делает выбор в пользу войны, а фотограф выбирает кадр. Кончики пальцев – это органы, в которых локализован выбор, заключается принятие решения. Человек освободился от труда, чтобы обрести возможность выбирать и принимать решения. Ситуация безработицы и невещественности обеспечивает ему свободу выбора и принятия решений.

Но и эта ситуация свободы на кончиках пальцев отсутствующих рук не доставляет нам особого комфорта. Если я прижимаю к виску револьвер и спускаю курок, я добровольно выбираю смерть. По всей видимости, это – высшая степень свободы: посредством нажатия на курок я могу освободиться от любого рода принуждения. Но в действительности посредством этого нажатия я стимулирую процесс, заранее запрограммированный в устройстве револьвера. Я не принимаю «свободное» решение, а делаю выбор в пределах программы револьвера – точно так же, как делаю выбор в пределах программы пишущей машинки, пианино, телевизора, телефона, фотоаппарата или американской военной программы. Свобода выбора, заключенная в кончиках пальцев, оказывается запрограммированной свободой, позволяющей делать выбор из предписанного числа возможностей. Я делаю свой выбор согласно этому предписанию.

Таким образом, создается впечатление, что в невещественном будущем общество разделится на два класса: класс программистов и класс программируемых – тех, кто создает программы, и тех, кто действует сообразно созданным программам. На класс игроков и класс марионеток. И это еще был бы чересчур оптимистичный взгляд на будущее. Ведь то, что делают программисты, нажимая на кнопки, играя символами и производя информацию, суть то же самое движение кончиков пальцев, которое совершают и запрограммированные люди. Программисты также делают выбор в рамках программы – можно назвать ее «метапрограммой». А игроки метапрограммы, в свою очередь, нажимают на кнопки мета-метапрограммы. Эта рекурсия от мета- к мета-, от программистов к программистам, программирующим программистов, оказывается бесконечной. Так нет же: в невещественном будущем в обществе не будет классов, это будет общество программирующих программируемых. Вот в чем заключается свобода принятия решений, открывающаяся нам при освобождении от работы. Программный тоталитаризм.

Но надо сказать, такого рода тоталитаризм крайне удовлетворяет общество. Программы заметно совершенствуются. А это